Он постепенно за неделю убедился, что она права в том, что тетушка-генеральша «похорохорится, похорохорится, да и в кусты», по образному выражению Дарьи Николаевны, так как никаких
ни с какой стороны не было заметно враждебных действий, и даже при встрече с родственниками, он видел только их соболезнующие лица, насмешливые улыбки, но не слыхал ни одного резкого, неприятного слова по его и его невесты адресу: о его предполагаемом браке точно не знали или не хотели знать — последнее, судя по выражению лиц родственников и даже просто знакомых, было правильнее.
Неточные совпадения
В течение полугода никто не наведывался к новой послушнице, никто не навестил ее, на ее имя не было получено
ни одного письма,
ни одной посылки,
как вдруг весть о роковом ящике
с мертвой рукой мужчины, на одном из пальцев которой было драгоценное кольцо, подобно молнии, облетела монастырские кельи.
Затихшие было толки о «новой послушнице» возникли снова
с большею силою. Говорили, впрочем, о роковом гостинце
с еще большей осторожностью и за стены монастыря весть эта не выходила, так
как монахини при одном имени полицейского или подьячего трепетали всем телом и лучше решались,
как это
ни было для них трудно, воздержаться от болтовни со знакомыми богомолками о роковой монастырской новости, нежели рисковать очутиться в губернской канцелярии или сыскном приказе.
Ни вздоха не вырвалось из этой молодой девичьей груди,
ни слезинки не появилось в этих прекрасных, но холодных,
как сталь, глазах. Тело положили в гроб, поставили на телегу и повезли в Москву. За ними двинулся туда и Кудиныч
с семьей покойного.
Но время залечивает всякие раны. Залечило оно и сердечную рану Салтыкова, он снова вошел в колею московской жизни, и даже,
как это
ни странно, почувствовал, что
с его сердца спала какая-то тяжесть, и ему легче стало дышать и жить.
Он говорил это самому себе, но вместе чувствовал, что
какая бы справка
ни принесена была ему об этой девушке, забыть ее он не будет в состоянии. Он откинул мысль наводить справки… Он счел это недостойным
ни себя,
ни ее.
С этой мыслью он заснул.
«Ну, да недолго я тебя ублажать буду старую, я-те изведу,
как пить дам изведу, а все твои богатые вотчины и
с Глебушкиными к своим рукам приберу. Твоим пащенкам, — Дарья Николаевна вспомнила, что Глеб Алексеевич говорил о внучатых племяннике и племяннице своей тетки, — не видать из твоих денег
ни медного гроша…»
Последний называл Петра Ананьева «дяденькой», хотя не состоял
с ним
ни к
какой степени родства.
Время шло. Для иных оно летело
с быстротой человеческой мысли, для других тянулось шагами черепахи. Последние тяжелые, еле движущиеся шаги времени испытывали на себе все дворовые и отчасти крестьяне Дарьи Николаевны Салтыковой. Но
как ни медленно двигался для них год за годом, убегающее в вечность время не потеряло и для этих несчастных своего всеисцеляющего свойства. Прошедшее, полное крови и мук, забывалось перед восстававшим страшилищем такого же будущего.
Приставленные к ним слуги обоего пола, наблюдали за их воспитанием лишь в смысле питания, а потому девочка и мальчик поневоле только друг
с другом делились своей начинавшей пробуждаться духовной жизнью. Это не преувеличение, ушиб одного из детей отзывался на другом,
как ни странно, чисто физической болью. Такая близость
с детского возраста была, конечно, только инстинктивна, и много лет доставляла им лишь нравственное удовлетворение.
Она
с удовольствием уверяла себя в этом,
как в отсутствии одного из препятствий в осуществлении ее плана.
Ни прислуга,
ни Дарья Николаевна и не подозревали силы и живучести этой таинственной, незаметной для других, связи, которая крепла день ото дня между любящими сердцами, несмотря на то, что свидания их бывали по нескольку минут, что красноречие мимолетных взглядов заменяло им красноречие слов.
Нельзя, впрочем, сказать, чтобы эти толки, в связи
с наговорами на Дарью Николаевну, со стороны Тамары Абрамовны, не производили некоторого впечатления на «особу». Иногда, наедине
с собой, он чувствовал, что несомненно в домашней жизни Салтыковой что-то неладно, так
как на самом деле, не могут же люди
ни с того,
ни с сего рассказывать о ней такие невозможные небылицы.
«Неужели он побежал туда и рассказал все этой старой карге?.. — со злобой думала Дарья Николаевна. — И
с чего это?.. Это не спроста… Есть у него, верно,
какая ни на есть зазноба… А то чего бы ему, кажется, больше надо…»
Страшно богатый, он, однако, то и дело жаловался императрице на свои недостатки и просил у нее, «дабы ее императорское величество ему, бедному, милостыню подать изволила», или же просил придворного сервиза, заявляя, что у него нет
ни ножей,
ни вилок, и прибавлял, что он заложил за 10000 рублей табакерку, подаренную ему королем шведским, так
как ему не
с чем было дотащиться до Петербурга.
Свидание
с Кузьмой произошло тайком, через одного из слуг, проводившего «барина» в нижний коридор, и умолявшего не выдавать его
ни Тамаре Абрамовне,
ни «его превосходительству», так
как Костю держали взаперти и к нему не допускали никого.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться
с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой,
какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще
ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай,
какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Городничий. Ах, боже мой, вы всё
с своими глупыми расспросами! не дадите
ни слова поговорить о деле. Ну что, друг,
как твой барин?.. строг? любит этак распекать или нет?
)Мы, прохаживаясь по делам должности, вот
с Петром Ивановичем Добчинским, здешним помещиком, зашли нарочно в гостиницу, чтобы осведомиться, хорошо ли содержатся проезжающие, потому что я не так,
как иной городничий, которому
ни до чего дела нет; но я, я, кроме должности, еще по христианскому человеколюбию хочу, чтоб всякому смертному оказывался хороший прием, — и вот,
как будто в награду, случай доставил такое приятное знакомство.
Анна Андреевна. Ну вот, уж целый час дожидаемся, а все ты
с своим глупым жеманством: совершенно оделась, нет, еще нужно копаться… Было бы не слушать ее вовсе. Экая досада!
как нарочно,
ни души!
как будто бы вымерло все.
Городничий. Ну, уж вы — женщины! Все кончено, одного этого слова достаточно! Вам всё — финтирлюшки! Вдруг брякнут
ни из того
ни из другого словцо. Вас посекут, да и только, а мужа и поминай
как звали. Ты, душа моя, обращалась
с ним так свободно,
как будто
с каким-нибудь Добчинским.