А высший начальник, тоже смотря по тому, нужно ли ему отличиться или в каких он отношениях с министром, — или ссылает на край света, или держит в одиночном заключении, или
приговаривает к ссылке,
к каторге,
к смерти, или выпускает, когда его попросит об этом какая-нибудь дама.
— Но разве это может быть, чтобы в тебя заложено было с такой силой отвращение
к страданиям людей,
к истязаниям,
к убийству их, чтобы в тебя вложена была такая потребность любви
к людям и еще более сильная потребность любви от них, чтобы ты ясно видел, что только при признании равенства всех людей, при служении их друг другу возможно осуществление наибольшего блага, доступного людям, чтобы то же самое говорили тебе твое сердце, твой разум, исповедуемая тобой вера, чтобы это самое говорила наука и чтобы, несмотря на это, ты бы был по каким-то очень туманным, сложным рассуждениям принужден делать всё прямо противоположное этому; чтобы ты, будучи землевладельцем или капиталистом, должен был на угнетении народа строить всю свою жизнь, или чтобы, будучи императором или президентом, был принужден командовать войсками, т. е. быть начальником и руководителем убийц, или чтобы, будучи правительственным чиновником, был принужден насильно отнимать у бедных людей их кровные деньги для того, чтобы пользоваться ими и раздавать их богатым, или, будучи судьей, присяжным, был бы принужден
приговаривать заблудших людей
к истязаниям и
к смерти за то, что им не открыли истины, или — главное, на чем зиждется всё зло мира, — чтобы ты, всякий молодой мужчина, должен был идти в военные и, отрекаясь от своей воли и от всех человеческих чувств, обещаться по воле чуждых тебе людей убивать всех тех, кого они тебе прикажут?
За это-то преступление «высший нравственный закон» карает Анну —
смертью! В нынешнее время мы ко всему привыкли. Но если бы человеческий суд за такое преступление
приговорил женщину
к смертной казни, то и наши отупевшие души содрогнулись бы от ужаса и негодования.