Неточные совпадения
Григорий Александрович, одетый
в дорожный, но роскошный костюм:
в бархатных широких сапогах,
в венгерке, крытой малиновым бархатом, с собольей опушкой,
в большой
шубе, крытой шелком, с белой шалью вокруг шеи и дорогой собольей шапкой на голове, проходил мимо этой раззолоченной раболепной толпы, как Голиаф между пигмеями, часто даже кивком головы не отвечая чуть не на земные поклоны.
Пусто было на улицах и площадях; лишь изредка мелькал курьер, сидя на облучке закрытой кибитки; по временам шныряли подозрительные лица или гремели мерным звуком цепи и раздавалась заунывная песнь колодников: «Будьте жалостливы, милостивы, до нас, до бедных невольников, заключенных, Христа ради!» На всем пути наших цыган встретили они один экипаж: это был рыдван, облупленный временем; его тащили четыре клячи веревочными постромками, а на запятках стояли три высокие лакея в порыжелых сапогах, в шубах из красной собаки и с полинялыми гербовыми тесьмами; из колымаги же проглядывал какой-то господин
в бархатной шубе с золотыми кистями, причесанный а la pigeon.
Неточные совпадения
— И только с воздухом… А воздухом можно дышать и
в комнате. Итак, я еду
в шубе… Надену кстати
бархатную ермолку под шляпу, потому что вчера и сегодня чувствую шум
в голове: все слышится, будто колокола звонят; вчера
в клубе около меня по-немецки болтают, а мне кажется, грызут грецкие орехи… А все же поеду. О женщины!
В комнате не было ни чемодана, ни дорожного сака и вообще ничего такого, что свидетельствовало бы о прибытии человека за сорок верст по русским дорогам.
В одном углу на оттоманке валялась городская лисья
шуба, крытая черным атласом, ватный капор и большой ковровый платок; да тут же на полу стояли черные
бархатные сапожки, а больше ничего.
Особенно хороши темные сибирские кедры, которые стоят там и сям на берегу, точно бояре
в дорогих зеленых
бархатных шубах.
Сперва явился,
в зеленой
бархатной шубе, надетой сверх богатого мундира, генерал Рапп; на лице его изображалась глубокая горесть.
Раздавшееся шушуканье
в передней заставило генерала вскочить и уйти туда. На этот раз оказалось, что приехали актриса Чуйкина и Офонькин. Чуйкина сначала опустила с себя
бархатную, на белом барашке, тальму; затем сняла с своего рта сортиреспиратор, который она постоянно носила, полагая, что скверный московский климат испортит ее божественный голос. Офонькин
в это время освободил себя от тысячной ильковой
шубы и внимательно посмотрел, как вешал ее на гвоздик принимавший платье лакей.