Москва в конце царствования Иоанна IV представляла собой довольно печальное зрелище. Наряду с возведенными за время со
дня смерти великого князя Василия Иоанновича величественными храмами и церквами виднелись недостроенные, опустевшие улицы.
Неточные совпадения
Какого был происхождения русский удалец, носивший, по словам Карамзина, нерусское имя Герман, вероятнее же Гермоген, видоизмененное в Ермака, положительно неизвестно. Существует предание, что отец его занимался тоже разбойным
делом, вынужденный к тому крайностью, рискуя в противном случае осудить на голодную
смерть хворую жену и любимца-сына. Перед
смертью он завещал последнему остаться навсегда бобылем, чтобы семья не заставила его взяться за нож булатный.
— Поскорее бы, а то
смерть надоело без
дела, и люди скучают, — заметил Иван Кольцо.
Нечего и говорить, что Ермак решился ехать немедленно. Он не боялся
смерти, но страшился утратить завоеванное, обмануть надежды царя и России. Личные
дела и личные чувства отходили на второй план, как бы ни серьезны были первые и не велики вторые.
— И для того покинуть, только что повенчавшись… Жена должна быть вместе с мужем,
делить с ним труды и опасности, — горячо сказала молодая женщина. — Не пущу я тебя на верную
смерть без меня…
В
день смерти князя старого // Крестьяне не предвидели, // Что не луга поемные, // А тяжбу наживут. // И, выпив по стаканчику, // Первей всего заспорили: // Как им с лугами быть?
В
день смерти он — единственный раз! — пытался сказать мне что-то, но сказал только: «Вот, Фима, ты сама и…» Договорить — не мог, но я, конечно, поняла, что он хотел сказать.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь и не в свое
дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак не смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим чувствам, не то я
смертью окончу жизнь свою».
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За
дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, // Что год, то дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. // Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — // К кому оно привяжется, // До
смерти не избыть!
Страдания, равномерно увеличиваясь, делали свое
дело и приготовляли его к
смерти.
Доктор и доктора говорили, что это была родильная горячка, в которой из ста было 99 шансов, что кончится
смертью. Весь
день был жар, бред и беспамятство. К полночи больная лежала без чувств и почти без пульса.
Рана Вронского была опасна, хотя она и миновала сердце. И несколько
дней он находился между жизнью и
смертью. Когда в первый раз он был в состоянии говорить, одна Варя, жена брата, была в его комнате.