Мальчик, уже собиравшийся идти, вдруг остановился. Слова отца снова напомнили ему то, о чем он было совсем забыл в последние полчаса, — гнет ненавистной службы, опять ожидавшей его. До сих пор он не смел открыто высказывать свое отвращение к ней, но этот час безвозвратно унес с собою всю его робость перед отцом, а с нею сорвалась и печать молчания с его уст. Следуя вдохновению минуты, он воскликнул и снова обвил
руками шею отца.
Неточные совпадения
На лице, полуоткрытой
шее и на
руках не видно было никаких знаков насилия. Ее прекрасные, как смоль черные волосы были причесаны высоко, по тогдашней моде, и прическа, несмотря на то, что княжна лежала, откинув голову на подушку, не была растрепана, соболиные брови оттеняли своими изящными дугами матовую белизну лица с выдающимися по красоте чертами, а полненькие, несколько побелевшие, но все еще розовые губки были полуоткрыты как бы для поцелуя и обнаруживали ряд белых как жемчуг крепко стиснутых зубов.
На лебединой
шее княжны блестело драгоценное ожерелье, а на изящных, точно выточенных
руках, переливаясь всеми цветами радуги, блестели драгоценные каменья в кольцах и браслетах. В не потерявших еще свой розовый оттенок миниатюрных ушках горели, как две капли крови, два крупных рубина серег. В правой
руке покойной был зажат лоскуток бумажки, на котором было по-французски написано лишь три слова: «Измена — смерть любви».
Он не мог бы хуже защищать свое дело перед человеком, который был и душой и телом солдат. В последних неосторожных словах еще слышалась бурная, горячая просьба,
рука Осипа еще обвивала
шею отца, но тот вдруг выпрямился и оттолкнул его от себя.
Ох уж вы мне, благодетели, вот вы где, — указывала она
рукою на
шею, вскочив и садясь на жесткую постель, — кровопийцы…
Вдруг в этот момент графу Свянторжецкому почудились шаги по коридору, но шаги удалявшиеся. Видимо, сам увлеченный вызванной им, хотя и искусственно, страстью молодой девушки, он не слыхал, когда эти шаги приблизились к двери балкона. Шаги смолкли, а молодая девушка продолжала обвивать его
шею горячими
руками. Ее пышущее огнем дыхание обдавало его и подымало все большую и большую бурю страсти в его сердце.
Вдруг княжна Людмила Васильевна затрепетала с головы до ног и как-то неестественно вытянулась. Ее
руки продолжали обвивать его
шею, но он уже не чувствовал их чудной теплоты. Голова ее откинулась назад.
Он с трудом разжал обвивавшие его
шею уже похолодевшие
руки, бережно уложил княжну на кушетку, положил ей на грудь букет из белых роз и, оборвав цветы, стоявшие в букетах и других вазах и корзинах, положительно усыпал ее ими.
Он с ужасом побежал бы от женщины, если она вдруг прожжет его глазами или сама застонет, упадет к нему на плечо с закрытыми глазами, потом очнется и обовьет
руками шею до удушья… Это фейерверк, взрыв бочонка с порохом; а потом что? Оглушение, ослепление и опаленные волосы!
Аркаша, знаешь, он вчера (глаза ее засияли, и она вдруг обхватила мне обеими
руками шею) — он вчера приехал к Анне Андреевне и прямо, со всей откровенностью сказал ей, что не может любить ее…
С последними словами Ляховская, как сумасшедшая, обхватила своими белоснежными, чудными
руками шею Лоскутова и покрыла безумными поцелуями его лицо.
Неточные совпадения
Вгляделся барин в пахаря: // Грудь впалая; как вдавленный // Живот; у глаз, у рта // Излучины, как трещины // На высохшей земле; // И сам на землю-матушку // Похож он:
шея бурая, // Как пласт, сохой отрезанный, // Кирпичное лицо, //
Рука — кора древесная, // А волосы — песок.
— Постой, мне кое-что надо сказать, — и, взяв его короткую
руку, она прижала ее к своей
шее. — Да, ничего, что я позвала его обедать?
Пока он поворачивал его, чувствуя свою
шею обнятою огромной исхудалой
рукой, Кити быстро, неслышно перевернула подушку, подбила ее и поправила голову больного и редкие его волоса, опять прилипшие на виске.
Не позаботясь даже о том, чтобы проводить от себя Бетси, забыв все свои решения, не спрашивая, когда можно, где муж, Вронский тотчас же поехал к Карениным. Он вбежал на лестницу, никого и ничего не видя, и быстрым шагом, едва удерживаясь от бега, вошел в ее комнату. И не думая и не замечая того, есть кто в комнате или нет, он обнял ее и стал покрывать поцелуями ее лицо,
руки и
шею.
Красавец обер-кельнер с начинавшимся от
шеи пробором в густых напомаженных волосах, во фраке и с широкою белою батистовою грудью рубашки, со связкой брелок над округленным брюшком, заложив
руки в карманы, презрительно прищурившись, строго отвечал что-то остановившемуся господину.