Неточные совпадения
— Оставьте,
князь, дайте ей успокоиться, девушки обыкновенно лучше справляются со своими чувствами наедине… Княжна, конечно, потрясена неожиданностью удара… Она привыкла, быть может, к мысли видеть в покойном своего будущего мужа, но чувство едва ли играло первую роль… Княжна ребенок и еще не знает любви… Этот брак был актом послушания
советам окружающих… За княжну не бойтесь… На ее здоровье это серьезно не повлияет… Спросите m-lle Лагранж… Не правда ли?
В уме
князя Владимира Яковлевича, услыхавшего от
князя Ивана Андреевича этот
совет докторов, мелькнула мысль, которую он не замедлил привести в исполнение. С помощью сестры он уговорил
князя и княжну со всем семейством, то есть племянниками, учителем, Капочкой и нянькой княжны Терентьевной, переехать на жительство в Баратово, как называлось подмосковное имение
князя Владимира Яковлевича.
Князь Иван Андреевич хотел ехать в свое имение, но, к несчастью, в окружающих его лесах сосна попадалась очень редко, и слава Баратова, как по преимуществу лесистого соснового места, в связи с
советом докторов, было лучшим аргументом в пользу принятия этого любезного приглашения.
Варвара Ивановна между тем по
совету отца,
князя Ивана Андреевича Прозоровского, а главным образом и самого Кржижановского, которому, видимо, далеко не улыбалась обуза в виде разведенной жены, готовящаяся связать его по рукам и ногам, возвратилась к мужу и упросила его помириться. В январе 1780 года Суворов подал в этом смысле заявление, и дело осталось без дальнейшего движения.
Александр Васильевич прождал пять дней, во время которых австрийские комиссионеры уверяли, что мулы должны прийти с минуты на минуту, но, увы, последние не появлялись. Собрался военный
совет, и по мысли великого
князя Константина Павловича Суворов приказал спешить донских казаков и лошадей их употребить под тяжести.
«Maman тоже поручила мне просить вас об этом, и нам очень грустно, что вы так давно нас совсем забыли», — прибавила она, по
совету князя, в постскриптум. Получив такое деликатное письмо, Петр Михайлыч удивился и, главное, обрадовался за Калиновича. «О-о, как наш Яков Васильич пошел в гору!» — подумал он и, боясь только одного, что Настенька не поедет к генеральше, робко вошел в гостиную и не совсем твердым голосом объявил дочери о приглашении. Настенька в первые минуты вспыхнула.
Первые ее намерения были самые добрые — дать
совет князю, чтобы он как можно скорее послал этим беднякам денег; а то он, по своему ротозейству, очень может быть, что и не делает этого…
Неточные совпадения
— Афанасий Васильевич, — сказал
князь в раздумье, — я об этом подумаю, а покуда благодарю вас очень за
совет.
После восьми или десяти совещаний полномочные объявили, что им пора ехать в Едо. По некоторым вопросам они просили отсрочки, опираясь на то, что у них скончался государь, что новый сиогун очень молод и потому ему предстоит сначала показать в глазах народа уважение к старым законам, а не сразу нарушать их и уже впоследствии как будто уступить необходимости. Далее нужно ему, говорили они, собрать на
совет всех своих удельных
князей, а их шестьдесят человек.
Японцы так хорошо устроили у себя внутреннее управление, что
совет не может сделать ничего без сиогуна, сиогун без
совета и оба вместе без удельных
князей. И так система их держится и будет держаться на своих искусственных основаниях до тех пор, пока не помогут им ниспровергнуть ее… американцы или хоть… мы!
В. был лет десять старше нас и удивлял нас своими практическими заметками, своим знанием политических дел, своим французским красноречием и горячностью своего либерализма. Он знал так много и так подробно, рассказывал так мило и так плавно; мнения его были так твердо очерчены, на все был ответ,
совет, разрешение. Читал он всё — новые романы, трактаты, журналы, стихи и, сверх того, сильно занимался зоологией, писал проекты для
князя и составлял планы для детских книг.
Но Двигубский был вовсе не добрый профессор, он принял нас чрезвычайно круто и был груб; я порол страшную дичь и был неучтив, барон подогревал то же самое. Раздраженный Двигубский велел явиться на другое утро в
совет, там в полчаса времени нас допросили, осудили, приговорили и послали сентенцию на утверждение
князя Голицына.