Неточные совпадения
Началась
служба. Обе княжны, сестра и невеста, молились почти все время на коленях. После них усерднее всех молилась Капитолина Андреевна. Слезы нет-нет да и блистали в ее прекрасных печальных глазах.
Монастырская
служба отличается продолжительностью и той печальной торжественностью, которая невольно заставляет перенестись к мысли о тщетности всего земного, преходящего, к смерти, к загробной жизни, к вечности, к тем небесным селениям, где нет ни печали, ни воздыхания. Она невольно всех располагает к молитве.
Наконец
служба кончилась. Духовенство и певчие вышли из храма и направились к месту склепа князей Баратовых. Все присутствовавшие последовали туда же. Началась панихида.
Вот медленно проходит унтер-офицер для смены караула. Солдаты, одетые в шинели, уходят без шума, исчезают, как привидения. На смену их являются другие, чтобы в свою очередь нести сторожевую
службу.
О матери Александра Васильевича Суворова известно только то, что ее звали Авдотьей Федосьевной и что вышла она замуж за Василия Ивановича в конце 20-х годов. Отец ее Федосий Мануков был дьяк и по указу Петра Великого описывал Ингерманландию по урочищам. В 1718 году, во время празднования свадьбы князя-папы, он участвовал в потешной процессии, одетый по-польски, со скрипкою в руках; в 1737 году был петербургским воеводою и в конце года судился за злоупотребления по
службе.
В одной из официальных бумаг он сам говорит, что вступил на
службу в 1742 году, имея от роду 15 лет; по другим его показаниям, рождение его можно отнести и к 1729, и к 1730 году.
Принадлежа к дворянскому роду, хотя не знатному, но старому и почтенному, Суворов появился на свет при материальной обстановке не блестящей, но безбедной. Предки его за добрую
службу в разных походах получали от правительства поместья; дед владел несколькими имениями и, судя по некоторым данным, не был расточителен. Отец и того больше.
Сам Василий Иванович был военным человеком только по званию и мундиру, не имел к настоящей военной
службе никакого призвания, а потому и сына своего предназначал к гражданской деятельности. Хотя военная карьера была в то время наиболее почтенная, но решение отца оправдывалось тем, что сын казался созданным вовсе не для нее: был мал ростом, тощ, хил, дурно сложен и некрасив. К тому же для кандидатства на военное поприще было уже много упущено времени.
С Петра Великого каждый дворянин обязан был вступать в военную
службу, начиная ее с нижних чинов. Даже знать не могла отделываться от этого общего закона. Нашли, однако, средство исполнять постановление по букве, обходя по духу.
Подобные унтер-офицеры младенцы производились нередко в офицеры, а затем повышались в чинах, в весьма юном возрасте переходили с повышением в армейские полки и таким образом, особенно при сильных покровителях, достигали высших степеней в военной или гражданской
службе, если первую меняли на вторую.
Как бы то ни было, но сын его Александр не был записан в военную
службу, а между тем в нем мало-помалу обнаружилась сильнейшая склонность к военной специальности, и занятия его приняли соответствующее склонности направление.
Будучи еще семи лет от роду, он уже называл себя солдатом, а о гражданской
службе не хотел и слышать. Часто, к немалому беспокойству отца и матери, боявшихся за жизнь своего единственного сына, Александр выбегал из дому на дождь и, промокнув хорошенько, возвращался домой.
Василий Иванович и Авдотья Федосьевна полагали и надеялись, что когда их сын подрастет, то страсть его к военной
службе исчезнет, но с летами наклонность эта проявлялась все явственнее.
Взгляды матери понятны. Военная
служба сопряжена с опасностями войны, и подставлять лоб единственного сына под пулю врага удел женщин-героинь, считавшихся единицами, имена которых на вечные времена записаны на скрижалях всемирной истории.
Военная
служба того времени, особенно в гвардии, требовала значительных расходов и вознаграждалась, и то не всегда, только впоследствии. Пущенные же по гражданской части молодые люди, почти мальчики, тотчас же получали некоторое, хотя незначительное, содержание, пользовались доходами и переставали быть на полном отцовском иждивении. Такая перспектива для себя самого и подраставшего сына более улыбалась Василию Ивановичу. Потому-то он и не записал своего сына при самом рождении в военную
службу.
— Чего тут думать, и думать нечего, когда явственно… Не доведут вас книги до добра… А еще в военную
службу норовите… На что военному книги? Военному артикул надобен… Собрали бы дворовых мальчишек, да с ними бы занимались.
Среди собравшихся гостей был и товарищ по
службе и друг Василия Ивановича Суворова артиллерийский генерал Авраам Петрович Ганнибал, негр, когда-то купленный императором Петром.
Из бедного дикаря великая душа великого государя сотворила полезного государственного деятеля. Петр дал Ганнибалу отечество, семью, богатство и, что важнее всего, образование, как средство верной
службою доказать привязанность к своему благодетелю и любовь к новому отечеству.
— Не правда ли, я тоже говорю, а папенька с маменькой только и твердят, что я слабого сложения… Затем-то папенька и хочет отдать меня в штатскую
службу.
— Это не беда… И в гражданской
службе можно быть полезным отечеству.
— Быть может, но эта
служба не по мне…
— Что же, успел разубедить его, сказать ему, что для него военная
служба могила?
— Дело, Дуня, дело… Насчет Саши… Вот его превосходительство, сама, чай, знаешь, какие мы с ним закадыки, уверяет, что я обязан пустить мальчишку в военную
службу… Не смею-де перечить его хотенью…
— Солдатом… Саша — солдатом… Такой хилый да болезненный, да он недели не вынесет в солдатской
службе! — всплеснула руками Авдотья Федосьевна.
— Канцелярской духоты действительно не вынесет и захиреет хуже, — заметил генерал Ганнибал. — И если вести его по гражданской
службе, то надо сейчас везти его в Петербург или Москву, чтобы в несколько лет подготовить, он сам-то ведь занимается только военными науками, в солдаты еще года два-три подождать можно… Пусть себе учится да живет при вас и отце…
— Что же, Василий Иванович, — начала она после некоторого молчания, — если это, может, и впрямь, как говорит его превосходительство, произволение Божие, пусть идет в военную
службу…
— Я не раз говорил тебе обо всех трудностях и опасностях военной
службы… Повторяю тебе еще раз, что ты едва ли вынесешь ее при твоем сложении и здоровье… Но ты не слушаешь отца и упорствуешь…
— Твоя речь впереди. Послушай сначала, что я скажу тебе. При моем состоянии и при помощи моих друзей и приятелей я мог бы доставить тебе видное место в статской
службе, где бы ты мог скоро отличиться…
— Ты не понимаешь дела. Несмотря на твои молодые годы, ты очень много потеряешь в военной
службе. Если бы я назначал тебя к этой
службе, то записал бы в полк при самом рождении, это я мог бы сделать легко, тогда шестнадцати лет, явившись на
службу, ты был бы уже офицером гвардии и мог бы выйти в армию капитаном или секунд-майором… Теперь же тебе, знай это, придется начинать с солдата.
— Да иначе я бы и не согласился начинать
службу! — отвечал Саша.
— Не говори глупостей… Солдатская
служба — тяжелая
служба.
— Очень хорошо понимаю, папенька… Первый в свете государь Петр Великий начал
службу с простого солдата… Не хотите меня видеть фельдмаршалом, зароете в могилу простым писцом.
Подрастая, молодой Суворов все более и более жаждал начать действительную военную
службу, выражая это желание отцу, но не хотел огорчать его настойчивостью.
В Петербурге года за два перед тем совершилось событие, радостное для всех приверженцев Петра Великого, — на российский престол вступила его дочь Елизавета Петровна. Василий Иванович, в числе других «птенцов гнезда Петрова», не захотел оставаться дома в бездействии и опять вступил на действительную
службу, принятый в нее в чине генерал-майора.
Стояло начало декабря 1745 года. Василий Иванович хотя и состоял уже в действительной
службе, зачисленный в нее вскоре после воцарения императрицы Елизаветы Петровны, но, по обычаю того времени, только числился в ней, проживая в деревне. Он и теперь прибыл лишь для того, чтобы самому сдать сына и при случае удостоиться чести лицезреть монархиню, дочь его благодетеля и крестного отца.
Кончилась
служба, капитан-то у церкви моего-то ожидал…
— Какой уж хвалить, ваше превосходительство… С малыми ребятишками я одна осталась… Спасибо прихода не лишилась, из соседней церкви отец Николай, на покое при сыне живет,
службу справляет, да и то беда, подаяниями добрых людей перебиваюсь.
— Можно освободиться тебе от строевой
службы…
— Не наверное, а обещали… Случай такой вышел, приятель один, бывший сослуживец, властный теперь человек… Поведал я ему свое горе, что опоздал записать тебя в
службу и что вот теперь тебе придется испытать настоящую солдатскую лямку…
— Обвыкнешь… Все же это легче, чем в строю… В строю ой тяжела солдатская
служба… Слышь, парень, так тяжела, что месяца не выживешь.
— И не стыдно тебе, Василий Иванович, скажу я тебе уж напрямик, по-приятельски, мальчика мучить. Решил уж раз предоставить ему свободу в выборе
службы, дал слово и шабаш. Знаешь, чай, пословицу: «Не давши слова крепись, а давши, держись».
— Да какой же он офицер будет из писарей… К солдатам он и приступить не сумеет… В фронтовой
службе аза в глаза знать не будет… Значит, и остается ему только в деревню ехать, бабьи холсты считать…
За последние дни Василий Иванович редко виделся со своим сыном, уже надевшим солдатский мундир и совершенно отдавшимся военной
службе, предмету его давних мечтаний. Старик Суворов проводил время среди своих старых сослуживцев и знакомых. Им нередко сетовал он на упрямство сына, губящего добровольно себя и свое здоровье под гнетом солдатской лямки.
Отведя подобного рода разговорами душу, Василий Иванович возвращался домой, где заставал сына или за книгою, или спящего, так как солдатская
служба того времени требовала пробуждения до зари.
— Чего невмоготу, папенька,
служба легкая…
Служба и продолжаемые им усиленные занятия науками отнимали все его время, едва оставляя несколько часов на необходимое отдохновение.
Василий Иванович знал эту возможность облегчить себе «солдатскую лямку», а потому, несмотря на свою скупость, высылал сыну сравнительно много денег, в надежде, что тот прибегнет к этому способу облегчения военной
службы.
— Чем только, батюшка, Александр Васильевич, мы можем отблагодарить вас? — часто спрашивали они молодого Суворова. — По
службе за вас что справить не дозволяете… И не придумаем.
И действительно, всей душой отдававшийся
службе Александр Васильевич был исправный солдат. Он сам напрашивался на самые трудные обязанности и охотно ходил в караул за других. Чем хуже погода, чем сильнее стужа, тем охотнее стоял он на часах. Не позволял он ни за что солдатам, желавшим угодить ему, чистить свое оружие или амуницию. Ружье он называл своею женою.
Так начал с первых же шагов свою
службу Суворов.