— Заговорил это Василий Иванович, сперва-наперво, о том, что сын его уже в летах, сорок три года, а до сих пор бобыль… А я ему на это говорю, что вот приедет на побывку в Москву — невест-де здесь много, а он на линии жениха, какого не надо лучше… Может-де выберет… Куда ему, говорит, он у меня что
красная девушка, да и ум не тем занят… Сам я ему невесту-то присматриваю… Вот оно что…
Легко вздохнули странники: // Им после дворни ноющей // Красива показалася // Здоровая, поющая // Толпа жнецов и жниц, — // Все дело девки красили // (Толпа без
красных девушек, // Что рожь без васильков).
— Нет, дедушка, мой — не такой человек. Не то что глупостей каких, он как
красная девушка. Денежки все до копеечки домой посылает. А уж девчонке рад, рад был, что и сказать нельзя, — сказала женщина, улыбаясь.
И вот чему удивляться надо: бывали у нас и такие помещики, отчаянные господа, гуляки записные, точно; одевались почитай что кучерами и сами плясали, на гитаре играли, пели и пили с дворовыми людишками, с крестьянами пировали; а ведь этот-то, Василий-то Николаич, словно
красная девушка: все книги читает али пишет, а не то вслух канты произносит, — ни с кем не разговаривает, дичится, знай себе по саду гуляет, словно скучает или грустит.
Неточные совпадения
Девушка, уже давно прислушивавшаяся у ее двери, вошла сама к ней в комнату. Анна вопросительно взглянула ей в глаза и испуганно
покраснела.
Девушка извинилась, что вошла, сказав, что ей показалось, что позвонили. Она принесла платье и записку. Записка была от Бетси. Бетси напоминала ей, что нынче утром к ней съедутся Лиза Меркалова и баронесса Штольц с своими поклонниками, Калужским и стариком Стремовым, на партию крокета. «Приезжайте хоть посмотреть, как изучение нравов. Я вас жду», кончала она.
— Звонят. Выходит
девушка, они дают письмо и уверяют
девушку, что оба так влюблены, что сейчас умрут тут у двери.
Девушка в недоумении ведет переговоры. Вдруг является господин с бакенбардами колбасиками,
красный, как рак, объявляет, что в доме никого не живет, кроме его жены, и выгоняет обоих.
— Нет, — сказала Кити,
покраснев, но тем смелее глядя на него своими правдивыми глазами, —
девушка может быть так поставлена, что не может без унижения войти в семью, а сама…
В конце улицы топтались вокруг
красного флага демонстранты: железнодорожники, мастеровые, гимназисты, было много
девушек, преобладала молодежь.
Климу хотелось отстегнуть ремень и хлестнуть по лицу
девушки, все еще
красному и потному. Но он чувствовал себя обессиленным этой глупой сценой и тоже покрасневшим от обиды, от стыда, с плеч до ушей. Он ушел, не взглянув на Маргариту, не сказав ей ни слова, а она проводила его укоризненным восклицанием: