Для отвлечения внимания военного начальства от замка в эту ночь в городе был назначен костюмированный бал, на котором находился и Штакельберг. Весть о занятии замка пришла к нему на балу, и он решил отнять замок тотчас же. Была произведена бессвязная атака, но отбита; за нею через полчаса другая, но также без успеха; потеряно 42 убитых и раненых. Отряд этот отбросил русских, и пехота пробралась
в замок, кавалерия же была отогнана с потерею 15 человек.
Завладеть замком значило нанести смертельный удар конфедерации, а потому Суворов, сознавая, что храброму гарнизону трудно было сделать первый шаг к сдаче геройски защищаемой крепости, решил взять почин на себя. По прочтении перехваченного письма он послал капитана Веймарна
в замок с объявлением, что все готово к штурму и что если гарнизон не сдастся теперь, то будет весь истреблен.
Неточные совпадения
Замок обнесен крепкою стеною
в 30 футов вышины и 7 футов толщины и окружен рвом; внешних укреплений он не имел.
Штакельберг был уже человек немолодой, но еще чувствительный к женской красоте. Стараясь поддерживать с населением города Кракова добрые отношения,
в чем он и успевал, Штакельберг слишком уже сблизился с обывателями, особенно с монахами.
В Краковском
замке хранились полковой обоз, 4 пушки и там же содержались пленные конфедераты вопреки приказанию Суворова, требовавшего отправки их
в Люблин.
Шуази с тяжелым чувством направился к Тынцу, покидая на произвол судьбы капитанов Виомениля и Сальяна с частью отряда. Отойдя версты две или три, он вдруг услыхал сильный ружейный огонь
в Кракове, остановился и послал польского офицера на разведку. Офицер скоро вернулся и сообщил, что
замок занят Виоменилем и Сальяном. Шуази повернул назад и быстро пошел к Кракову.
Французы пробрались внутрь
замка без труда, кинулись на караул при воротах, закололи часового, захватили на платформе ружья и без выстрела перевязали всех людей, а потом направились к главному караулу и сделали то же после беспорядочной стрельбы захваченных врасплох солдат.
Замок был
в их власти.
В таком виде представляется захват краковского
замка по печатным источникам и частью по донесению Штакельберга и первому расследованию Суворова.
Собственно перед захватом
замка никаких послаблений
в караульной службе Штакельберг не допускал, послабления существовали с самого прибытия его
в Краков и, вследствие отсутствия всякого надзора, перешли мало помалу
в полную распущенность.
В этом печальном происшествии был виноват отчасти и сам Александр Васильевич, не дав веры сделанным на Штакельберга доносам и не обратив внимания на секретное сообщение одного поляка, поставщика русских войск, который предупреждал его, что на краковский
замок будет покушение, и
в доказательство справедливости своих слов показывал письмо от брата-конфедерата.
По получении известий о занятии
замка конфедератами Суворов с небольшим отрядом двинулся из Пинчова к Кракову, куда и прибыл 24 января
в пять часов утра, соединившись с Браницким, командовавшим пятью польскими коронными кавалерийскими полками. Оба они произвели рекогносцировку и потом разделили между собою дело.
Браницкий принял на себя наблюдение и оборону от конфедератских шаек с той стороны Вислы, а Александр Васильевич — осаду
замка. Мы уже знаем выгодное положение последнего и невозможность взять его без сильного обстреливания и пробития бреши. У Суворова между тем не было ни одного осадного орудия. Но по его приказанию втащили с чрезвычайными усилиями несколько полевых пушек
в верхние этажи наиболее высоких домов и оттуда открыли по
замку огонь, а королевско-польский военный инженер повел две минные галереи.
Французы захватили краковский
замок с порядочными, но не полными запасами, одних предметов было много, других же мало, а следовательно,
в итоге они снабжены были худо. Попало
в их руки много пороху, свинцу, хлеба
в зерне, недоставало мяса, ядер, совсем не было огнивных кремней и врачебных пособий.
Через несколько дней по прибытии Суворова Шуази выслал парламентера. Он просил взять из
замка сотню пленных мастеровых, дозволить выйти
в город 80 духовным лицам и снабдить его лекарствами.
При одной из таких вылазок командир суздальской роты, расположенной вблизи
замка, капитан Лихарев оробел и бросил свой пост, а рота, оставшись без командира,
в беспорядке побежала, горячо преследуемая. Это было около полудня. Александр Васильевич отдыхал. Разбуженный перестрелкой и криками, он вскочил и поскакал на выстрелы.
Последний вышел из
замка ночью, но на переправе через Вислу был захвачен русскими. Письмо расшифровали и прочли. Александр Васильевич убедился
в безнадежном положении гарнизона.
Некоторые утверждали, что Суворов заставил французов выйти из краковского
замка той же подземной трубой для стока нечистот, которою они вошли туда. Даже Екатерина II
в одном из своих писем 1795 года упоминает про это обстоятельство, хотя по давности времени несколько его перепутывает и вместо Шуази говорит про Дюмурье. Это следует принять за чистую выдумку, одну из многих, народившихся впоследствии, — говорит биограф Суворова А. Петрушевский.
Это был Суворов. Приставя к левому глазу обе руки, он обозревал
в эту импровизированную трубу окрестности
замка и, не замечая, по-видимому, присутствия нейшлотских чинов, говорил вслух...
Если он не хотел, чтобы подстригали деревья, деревья оставались нетронутыми, если он просил простить или наградить кого-либо, заинтересованное лицо знало, что так и будет; он мог ездить на любой лошади, брать
в замок любую собаку; рыться в библиотеке, бегать босиком и есть, что ему вздумается.
Тиха украинская ночь. // Прозрачно небо. Звезды блещут. // Своей дремоты превозмочь // Не хочет воздух. Чуть трепещут // Сребристых тополей листы. // Луна спокойно с высоты // Над Белой-Церковью сияет // И пышных гетманов сады // И старый замок озаряет. // И тихо, тихо всё кругом; // Но
в замке шепот и смятенье. // В одной из башен, под окном, // В глубоком, тяжком размышленье, // Окован, Кочубей сидит // И мрачно на небо глядит.
Неточные совпадения
А день сегодня праздничный, // Куда пропал народ?..» // Идут селом — на улице // Одни ребята малые, //
В домах — старухи старые, // А то и вовсе заперты // Калитки на
замок.
Бригадир понял, что дело зашло слишком далеко и что ему ничего другого не остается, как спрятаться
в архив. Так он и поступил. Аленка тоже бросилась за ним, но случаю угодно было, чтоб дверь архива захлопнулась
в ту самую минуту, когда бригадир переступил порог ее.
Замок щелкнул, и Аленка осталась снаружи с простертыми врозь руками.
В таком положении застала ее толпа; застала бледную, трепещущую всем телом, почти безумную.
Через минуту я был уже
в своей комнате, разделся и лег. Едва мой лакей запер дверь на
замок, как ко мне начали стучаться Грушницкий и капитан.
Только одни главные ворота были растворены, и то потому, что въехал мужик с нагруженною телегою, покрытою рогожею, показавшийся как бы нарочно для оживления сего вымершего места;
в другое время и они были заперты наглухо, ибо
в железной петле висел замок-исполин.
Татьяна долго
в келье модной // Как очарована стоит. // Но поздно. Ветер встал холодный. // Темно
в долине. Роща спит // Над отуманенной рекою; // Луна сокрылась за горою, // И пилигримке молодой // Пора, давно пора домой. // И Таня, скрыв свое волненье, // Не без того, чтоб не вздохнуть, // Пускается
в обратный путь. // Но прежде просит позволенья // Пустынный
замок навещать, // Чтоб книжки здесь одной читать.