— Может, и она, уж я там не знаю… Смотри, она прибыла и идет под руку с графом Шидловским! — живо
прервал себя рассказчик и обернулся к дверям направо.
О, как хорошо прошедшее, Ваня! — вскричала она, сама увлекаясь и
прерывая себя этим восклицанием, с болью вырвавшимся из ее сердца.
Не торопясь,
прерывая себя долгими минутами молчания, Андрей Николаевич стал говорить о том, какая это и странная и ужасная вещь жизнь, в которой так много всего неожиданного и непонятного.
Хвалынцеву было это даже досадно, он усиленно гнал его из своего воображения; но как-то невольно, независимо от него самого, этот блистательный образ врывался в область его дум и поминутно
прерывал собою нить его размышлений…
Неточные совпадения
— То есть как тебе сказать?… Я по душе ничего не желаю, кроме того, чтобы вот ты не споткнулась. Ах, да ведь нельзя же так прыгать! —
прервал он свой разговор упреком за то, что она сделала слишком быстрое движение, переступая через лежавший на тропинке сук. — Но когда я рассуждаю о
себе и сравниваю
себя с другими, особенно с братом, я чувствую, что я плох.
Ему стало слишком тяжело это молчание (хотя оно продолжалось не более минуты). Чтобы
прервать его и показать, что он не взволнован, он, сделав усилие над
собой, обратился к Голенищеву.
Он был не глуп; и мой Евгений, // Не уважая сердца в нем, // Любил и дух его суждений, // И здравый толк о том, о сем. // Он с удовольствием, бывало, // Видался с ним, и так нимало // Поутру не был удивлен, // Когда его увидел он. // Тот после первого привета, //
Прервав начатый разговор, // Онегину, осклабя взор, // Вручил записку от поэта. // К окну Онегин подошел // И про
себя ее прочел.
Она так на него и накинулась, посадила его за стол подле
себя по левую руку (по правую села Амалия Ивановна) и, несмотря на беспрерывную суету и хлопоты о том, чтобы правильно разносилось кушанье и всем доставалось, несмотря на мучительный кашель, который поминутно
прерывал и душил ее и, кажется, особенно укоренился в эти последние два дня, беспрерывно обращалась к Раскольникову и полушепотом спешила излить перед ним все накопившиеся в ней чувства и все справедливое негодование свое на неудавшиеся поминки; причем негодование сменялось часто самым веселым, самым неудержимым смехом над собравшимися гостями, но преимущественно над самою хозяйкой.
Я
прервал его речь вопросом: сколько у меня всего-на-все денег? «Будет с тебя, — отвечал он с довольным видом. — Мошенники как там ни шарили, а я все-таки успел утаить». И с этим словом он вынул из кармана длинный вязаный кошелек, полный серебра. «Ну, Савельич, — сказал я ему, — отдай же мне теперь половину; а остальное возьми
себе. Я еду в Белогорскую крепость».