— Тоня, Тоня, — шептала княжна, — как я горячо, как беззаветно любила тебя, а ты? Ты нет, никогда, и прежде, ни теперь; я поняла, поняла все: ты всегда любил ее, ее. Ты не виноват, она лучше меня. Но зачем же ты убил меня, убил ложью,
сладкой ложью. И она не виновата, она не хотела моей гибели, она не знала, что делала. Поскорей бы умереть, умереть!
Но прошли две недели, и как-то само собой сделалось, что эти пряные разговоры стали реже и короче, там и совсем прекратились. Зима, подобно смерти, все сглаживает и уравнивает. К концу января оба — и фельдшер и учитель — испытывали чувство стыда и отвращения, если один из них случайно заговаривал о Шилове. Прежняя добродушная услужливость в воспоминаниях и маленькая невинная
сладкая ложь теперь казались им издали невыносимо противными.
Неточные совпадения
Тут был на эпиграммы падкий, // На всё сердитый господин: // На чай хозяйский слишком
сладкий, // На плоскость дам, на тон мужчин, // На толки про роман туманный, // На вензель, двум сестрицам данный, // На
ложь журналов, на войну, // На снег и на свою жену. //……………………………………
Но — мне взять у людей нечего, // Я не ем
сладкого и жирного, // Пошлость возбуждает у меня тошноту, // Еще щенком я уже был окормлен
ложью.
Кому в самом деле придет в голову то, что всё то, что с такой уверенностью и торжественностью повторяется из века в век всеми этими архидиаконами, епископами, архиепископами, святейшими синодами и папами, что всё это есть гнусная
ложь и клевета, взводимая ими на Христа для обеспечения денег, которые им нужны для
сладкой жизни на шеях других людей, —
ложь и клевета до такой степени очевидная, особенно теперь, что единственная возможность продолжать эту
ложь состоит в том, чтобы запугивать людей своей уверенностью, своей бессовестностью.
Пенькновскому эти слова были все равно, что обольстительный фимиам, в
сладком дыму которого он ошалел до того, что вдруг, приняв, вероятно, свою
ложь за истину, возмнил себя в самом деле моим нравственным руководителем, — начал рассказывать, будто бы он всегда за мною наблюдал и в дороге и в корпусе и тогда-то говорил мне то-то, а в другой раз это-то и т. п.
Он дрожал, заикался, плакал; это он первый раз в жизни лицом к лицу так грубо столкнулся с
ложью; ранее же он не знал, что на этом свете, кроме
сладких груш, пирожков и дорогих часов, существует еще и многое другое, чему нет названия на детском языке.