Неточные совпадения
По уходе Антона Михайловича, Карнеев опустился на колени перед образами в теплой молитве
о своем друге. Он молился
о том, да избавит его Он, Всемогущий, от тлетворного влияния губящей его женщины. Да исторгнет из сердца его роковую страсть. Да просветит Он его ум там, вдали, в разлуке с нею. Он не знал, что самая поездка Шатова за границу — дело тлетворного влияния этой женщины, то есть княжны Маргариты Дмитриевны, что лишь подчиняясь всецело ее
сильной воле, уезжал из России Антон Михайлович.
После бурного объяснения с отцом, он всецело подчинился его
сильной воли и, проведя тоже под домашним арестом и под присмотром своего гувернера более недели, почти довольный и веселый, под впечатлением рассказов своего ментора
о чужих краях, отправился за границу.
Неточные совпадения
Я долго не спал, удивленный этой небывалой сценой… Я сознавал, что ссора не имела личного характера. Они спорили, и мать плакала не от личной обиды, а
о том, что было прежде и чего теперь нет:
о своей отчизне, где были короли в коронах, гетманы, красивая одежда, какая-то непонятная, но обаятельная «
воля»,
о которой говорили Зборовские, школы, в которых учился Фома из Сандомира… Теперь ничего этого нет. Отняли родичи отца. Они
сильнее. Мать плачет, потому что это несправедливо… их обидели…
Стоило Устеньке закрыть глаза, как она сейчас видела себя женой Галактиона. Да, именно жена, то, из чего складывается нераздельный организм.
О, как хорошо она умела бы любить эту упрямую голову, заполненную такими смелыми планами!
Сильная мужская
воля направлялась бы любящею женскою рукой, и все делалось бы, как прекрасно говорили старинные русские люди, по душе. Все по душе, по глубоким внутренним тяготениям к правде, к общенародной совести.
Его далеко выдававшийся вперед широкий подбородок говорил
о воле, прямые и тонкие бледные губы —
о холодности и хитрости, а прекрасный, гордый польский лоб с ранними, характерно ломавшимися над тонким носом морщинами —
о сильном уме и искушенном тяжелыми опытами прошлом.
И чем чаще смущалось воображение представлением
о Головлеве, тем
сильнее развращалась
воля и тем дальше уходили вглубь недавние кровные обиды.
Затем ждали распоряжения
о раненом Храпошке. По мнению всех, его должно было постигнуть нечто страшное. Он по меньшей мере был виноват в той оплошности, что не всадил охотничьего ножа в грудь Сганареля, когда тот очутился с ним вместе и оставил его нимало не поврежденным в его объятиях. Но, кроме того, были
сильные и, кажется, вполне основательные подозрения, что Храпошка схитрил, что он в роковую минуту умышленно не хотел поднять своей руки на своего косматого друга и пустил его на
волю.