Князь обещал, но попросил задатка. Осторожный и скупой барон отказал, и Шестов снова переметнулся на сторону Гиршфельда. В озлоблении на Розена, он проболтался Агнессе Михайловне о его предложении. Та перепугалась. Она не могла поручиться, что князь, подкупленный снова подачкой барона, не отнимет у нее эту бумагу, или просто не выкрадет ее у нее.
Неточные совпадения
Прошло недели три. Виктор Гарин уже успел соскучиться о своем приятеле, который
обещал вернуться дня через два, и услыхав в одно прекрасное, хотя довольно позднее утро, доклад своего лакея о приезде его сиятельства
князя Владимира Александровича, бросился с распростертыми объятиями на встречу так долго пропадавшего друга. Они расцеловались.
Через несколько дней по приезде из Москвы,
князь Владимир Шестов сделал предложение Анне Васильевне Гариной. Он обратился не к ней лично, а передал княгине Зое Александровне свои чувства к ее дочери и умолял о ее ходатайстве в этом деле. Княгиня поблагодарила его за честь и
обещала переговорить с дочерью.
Агнесса Михайловна, со своей стороны посвященная отчасти Гиршфельдом в дела
князя, в той мере, в которой первый находил это нужным, дала ему слово не расспрашивать Владимира о делах и не вмешиваться в них, за что Николай Леопольдович
обещал ей быть постоянно на страже интересов ее и ее семейства.
В нем он выражал сожаление, что она, вопреки его ожидания, не могла удержать
князя от нанесения ему оскорблений и от писания на него кляуз, хотя он никогда ни к
князю, ни к ней не чувствовал ничего, кроме искреннего расположения, которое, он надеется, доказал на деле и даже хотел, как и
обещал ей, быть к услугам ее и
князя на будущее время, но что теперь, после совершившегося инцидента, он в праве считать себя освобожденным от всяких нравственных обязательств не только по отношению к
князю (об этом не может быть и речи), но даже и по отношению к ней.
Шестов с жаром пожал ее. Николай Леопольдович усадил его в кресло, сел сам и они принялись толковать. Результатом их разговора было то, что
князь Владимир написал под диктовку Гиршфельда донос на своего опекуна барона Розена, обвиняя его в растрате опекунских сумм и отказываясь от поданной им, по наущению того же барона, жалобы на Николая Леопольдовича. Последний вручил ему при прощании двести рублей и
обещал небольшую периодическую помощь.
Николай Леопольдович действительно выдал ей такую бумагу, обеспокоенный известиями, полученными им стороной из суда о положении его дел. Эта было вскоре после примирения с
князем. Он просил ее повлиять на последнего в смысле дачи им благоприятных для него показаний, как по своему делу, так и по делу Луганского, и
обещал ей за это, по благополучном окончании обоих дел, выдать згу сумму. Об этой бумаге знал и
князь.
Барон тотчас же сообразил, что такая бумага в руках следователя явилась бы сильной уликой против Николая Леопольдовича и поручил
князю достать ему ее во что бы то ни стало,
обещая уплатить за нее тысячу рублей наличными деньгами.
Неточные совпадения
То-то и есть, что он давеча удивил меня не столько приходом своим к
князю (так как он и
обещал ему быть), сколько тем, что он хоть и подмигивал мне по своей глупой привычке, но вовсе не на ту тему, на которую я ожидал.
Как нарочно, кляча тащила неестественно долго, хоть я и
обещал целый рубль. Извозчик только стегал и, конечно, настегал ее на рубль. Сердце мое замирало; я начинал что-то заговаривать с извозчиком, но у меня даже не выговаривались слова, и я бормотал какой-то вздор. Вот в каком положении я вбежал к
князю. Он только что воротился; он завез Дарзана и был один. Бледный и злой, шагал он по кабинету. Повторю еще раз: он страшно проигрался. На меня он посмотрел с каким-то рассеянным недоумением.
Он заглядывал мне в глаза, но, кажется, не предполагал, что мне что-нибудь более вчерашнего известно. Да и не мог предположить: само собою разумеется, что я ни словом, ни намеком не выдал, что знаю «об акциях». Объяснялись мы недолго, он тотчас же стал
обещать мне денег, «и значительно-с, значительно-с, только способствуйте, чтоб
князь поехал. Дело спешное, очень спешное, в том-то и сила, что слишком уж спешное!»
Эта идея так же чудовищна, как и другая клевета на нее же, что она, будто бы еще при жизни мужа,
обещала князю Сергею Петровичу выйти за него, когда овдовеет, а потом не сдержала слова.
— Вправду долг. Ведь я, Алеша, ему за тебя шампанского сверх всего
обещала, коль тебя приведет. Катай шампанского, и я стану пить! Феня, Феня, неси нам шампанского, ту бутылку, которую Митя оставил, беги скорее. Я хоть и скупая, а бутылку подам, не тебе, Ракитка, ты гриб, а он
князь! И хоть не тем душа моя теперь полна, а так и быть, выпью и я с вами, дебоширить хочется!