«Отряд наш, — сообщает он, — в составе шести батальонов пехоты, четырёх батарей 9 артиллерийской бригады и
пяти сотен нашего 1 аргунского казачьего полка занимал укреплённую позицию у деревни Сихеян.
«Короче, потому что быстро хожу», — сообразил он. Думалось о том, что в городе живет свыше миллиона людей, из них — шестьсот тысяч мужчин, расположено несколько полков солдат, а рабочих, кажется, менее ста тысяч, вооружено из них, говорят, не больше пятисот. И эти
пять сотен держат весь город в страхе. Горестно думалось о том, что Клим Самгин, человек, которому ничего не нужно, который никому не сделал зла, быстро идет по улице и знает, что его могут убить. В любую минуту. Безнаказанно…
Да и мало ли что могло быть! Могло быть и то, что вместо нашего банкирского дома, который крепок, как стена, и выдержит всякую войну, я мог бы служить в каком-нибудь жиденьком дельце, которое сейчас уже рухнуло бы, как рухнули многие… вот и остался бы я на улице с моей Лидочкой, выигрышным билетом и
пятью сотнями рублей из сберегательной кассы — тоже положение! А мог бы быть поляком из Калища, или евреем, и тоже бы лежал сейчас во рву, как падаль, или болтался на веревке! У всякого своя судьба.
Неточные совпадения
А как стал бы третью тысячу считать — нет, позвольте: я, кажется, там, во второй тысяче, седьмую
сотню неверно сосчитал, сомнение берет, да бросил бы третью, да опять за вторую, — да этак бы все-то
пять…
Самгину оживление гостя показалось искусственным, но он подумал с досадой на себя, что видел Лютова
сотню раз, а не заметил кривых зубов, а — верно, зубы-то кривые! Через
пять минут он с удивлением, но без удовольствия слушал, как Варвара деловито говорит:
— Представьте себе, — слышал Клим голос, пьяный от возбуждения, — представьте, что из
сотни миллионов мозгов и сердец русских десять, ну,
пять! — будут работать со всей мощью энергии, в них заключенной?
В Петербурге первых совсем нет, а вторые продаются, если не ошибаюсь, по шести и никак не менее
пяти р. сер. за
сотню.
Всякий матрос вооружен был ножом и ананасом; за любой у нас на севере заплатили бы от
пяти до семи рублей серебром, а тут он стоит два пенса; за шиллинг давали дюжину, за испанский талер —
сотню.