Неточные совпадения
Он был сын любимого слуги покойного отца графа Алексея Андреевича — мать графа была еще жива — Василия. Оставшись после
смерти отца, горько оплаканного барином, круглым сиротою, так как его мать умерла вскоре после родов, он был взят в барский дом за товарища
к молодому барчонку-первенцу, которому, как и ему, шел тогда второй год.
Приехав в Петербург по
смерти Екатерины, император тотчас же вытребовал
к себе из Гатчины полковника Аракчеева.
— После
смерти матери ты выдашь мне верящее письмо на управление всеми своими делами и домом, и имением, квартиру нашу мы разделим, и я займу заднюю половину, мы с тобой, таким образом, не будем расставаться, в глазах же света будет весьма естественно, что ты как девушка не можешь жить одна и пригласила
к себе своего ближайшего родственника.
— Чего глазища-то на меня свои уставила, за правду рассердилась, непутевая… Мать при
смерти лежит, а она невесть где по чужим людям слоняется… домой вернулась, чем бы прямо
к матери, она с этим охальником, прости Господи, шуры-муры разводит, бесстыжая.
«В случае же
смерти моей жены ранее достижения сыном моим Петром сорокалетнего возраста и ранее выхода замуж моей дочери Марии — оговаривался завещатель — все права матери по отношению пользования доходами переходят
к сыну».
Смерть мужа не поразила Ольгу Николаевну своею неожиданностью — он уже с год, как был прикован
к постели, и месяца три его
смерти ожидали со дня на день — и не внесла какое-либо изменение в домашний режим, так как не только во время тяжкой болезни Валериана Павловича, но и ранее, с первого дня их брака, Ольга Николаевна была в доме единственной полновластной хозяйкой, слову которой безусловно повиновались все домашние, начиная с самого хозяина дома и кончая последним «казачком» их многочисленной дворни.
Петр Валерианович находился в Москве, в долгосрочном отпуску, по причине со дня на день, как мы уже сказали, ожидаемой кончины его отца. Через шесть недель после его
смерти, ему надо было возвратиться
к месту своего служения, а потому первая забота Ольги Николаевны была выхлопотать для него перевод в полки, расположенные ближе
к Москве.
На другой день он отправил посланного с письмом
к графу Алексею Андреевичу. Он писал, что
смерть Настасьи Федоровны так его расстроила, что он захворал, а потому и не может приехать. Ему не хотелось видеть ненавистной ему женщины даже мертвой.
После
смерти Настасьи звезда счастья графа Алексея Андреевича стала быстро катиться
к закату.
Красивая внешность, соединенная с дымкой романической таинственности, окутывавшей прошлое Зыбина и послужившей поводом для московских сплетниц
к всевозможным рассказам о любви
к нему какой-то высокопоставленной дамы из высшего петербургского круга, ее измене, трагической
смерти, и призраке этой дамы, преследовавшем Зыбина по ночам, так что он изменил совершенно режим своей жизни и день превращал в ночь и наоборот — сделали то, что молоденькая, впечатлительная, романически настроенная девушка влюбилась в красивого брюнета, в глазах которого, на самом деле, было нечто демоническое.
Разве им, даже приговоренным
к смерти, не было легче, чем ему?
— Меня давит мое преступление, я и без того сам бы явился, чтобы понести наказание; мне кажется, что мне будет легче, хотя бы я был приговорен
к смерти.
— Хотя бы даже и был приговорен
к смерти! — задумчиво повторил он, как бы взвешивая каждое слово.
Такого страха, прежде всего, он не мог ощущать, так как хорошо сам знал себе цену как государственного деятеля, знал расположение
к себе обоих великих князей Константина и Николая Павловичей — наследников русского престола, опустевшего за
смертью Благословенного, и следовательно за положение свое у кормила власти не мог опасаться ни минуты.
Не спав почти всю ночь, Азиатов явился
к графу в шесть часов утра и застал его с чайником в руке, так как после трагической
смерти Настасьи Федоровны он редко кому доверял приготовлять чай, разве только приезжим дамам или Татьяне Борисовне, которой в то время уже не было.
Наконец, засекли до
смерти полицеймейстера, майора Манжоса, и труп его привязали
к хвосту лошади, которая таскала его по мостовым улиц до тех пор, пока не остался только безобразный костяк.
Два поселянина подбежали
к нему, схватили под руки и повели опять в ригу. Туда принесли пустой сундук и скамейку, посадили на нее доктора и стали допрашивать, стращая
смертью, если он не сознается в отравлении поселян ядом.
— Мы видим из речей ваших, — перебили его поселяне, — что вы еще ничего не знаете и имеете простую душу; посмотрите, как нас морят; в магазине, верно, весь хлеб отравлен; нет места, где бы не было положено яду. Страшно подойти
к колодцам; куда ни пойдешь, везде думай о
смерти — и от кого? От начальников, ведь нам все открыл Богоявленский.
Раз двенадцать несчастный Соколов был перетаскиваем поперек шоссе и обе партии, как стоявшая за арест, так и приговаривавшая его
к смерти, били его, отнимая одна у другой. Наконец, партия ареста одолела, и бесчувственного Соколова утащили на гауптвахту.
Захватили писаря Штоца, надели на него петлю и привязали
к хвосту лошади. Испугавшаяся лошадь притащила его по земле значительное расстояние, но благодаря своей ловкости и присутствию духа, писарь спасся от
смерти, причем ему помогли некоторые из поселян, находившихся в штабе.
Это безразличие перед жизнью и
смертью, это скорей стремление
к последней и пренебрежение опасностью, быть может, и служили главною причиною его чудесного спасения — своего рода несчастием, заключавшимся в возможности достигнуть того, чего желаешь.
Смерть старухи Хвостовой сильно поразила ее, Екатерина Петровна не думала даже, что так горячо была привязана
к покойной.
Но это горе было только преддверием другого — сильнейшего. Не прошло и двух месяцев после
смерти Ольги Николаевны, как Петра Валерьяновича поразил первый удар апоплексии, за которым вскоре последовал второй, и несчастный, еще сравнительно молодой мужчина оказался на всю жизнь прикованным
к креслу на колесах.
Она сидела в экипаже, как приговоренная
к смерти, автоматически выходила из него на станциях и так же автоматически в него садилась.