Неточные совпадения
На 6-й линии Васильевского
острова, далеко в
то время не оживленного, а, напротив, заселенного весьма мало сравнительно с остальными частями Петербурга, стоял одноэтажный, выкрашенный в темно-коричневую краску, деревянный домик, который до сих пор помнят старожилы, так как он не особенно давно был заменен четырехэтажным каменным домом новейшего типа, разобранным вследствие его ветхости по приказанию полицейской власти.
Затем, в описываемую уже нами эпоху при Александре I, архитектор Модьи представил свои предположения об устройстве города на Васильевском
острове и Петербургской стороне; на этот проект государь сказал: «Проект ваш был проектом Петра Великого, он хотел сделать из Васильевского
острова вторую Венецию, но, к несчастью, должен был прекратить работы, ибо
те, коим поручено было исполнение его мысли, не поняли его: вместо каналов они сделали рвы, кои до сих пор существуют».
В 1805 году Крестовский
остров, ныне второстепенное место публичных гуляний, далеко не отличающееся никаким особенным изяществом, был, напротив
того, сборным пунктом для самой блестящей петербургской публики, которая под звуки двух или трех военных оркестров, гуляла по широкой, очень широкой, усыпанной красноватым песком и обставленной зелеными деревянными диванчиками, дороге, шедшей по берегу зеркальной Невы, в виду расположенных на противоположном берегу изящных дач камергера Зиновьева, графа Лаваля и Дмитрия Львовича Нарышкина, тогдашнего обер-егермейстера.
По берегу Крестовского
острова, восемьдесят лет
тому назад, при звуках военных оркестров, с одной,
то есть с сухопутной стороны и роговой придворной музыки, несшейся или с реки, или с противоположной Нарышкинской дачи, прогуливался, смело можно сказать, весь Петербург de la hante volee, самого высшего, блестящего общества. Это происходило в будни в течение целого лета.
По воскресеньям же Крестовский
остров делался центром сборища всего немецкого петербургского населения, часть которого угощалась в обширном деревянном трактире, находившемся на берегу, совершенно напротив Зиновьевской дачи, где был перевоз от конца Зеленой улицы, так как в
те времена о Крестовском мосте и помину не было.
В один светлый петербургский вечер в июне месяце 1805 года, множество яликов и ялботов реяло по Неве от пристани в конце Зеленой улицы к
той пристани, которая была на Крестовском
острове, насупротив Зиновьевой дачи, почти на
том самом месте, где теперь тянется длинный деревянный Крестовский мост.
Незаметно пролетели летние месяцы, наступил сентябрь. Павел Кириллович Зарудин, давно заметивший странную перемену к себе в Федоре Николаевиче с
тех пор, как ненавистный ему Аракчеев стал посещать их дом, о чем с торжествующим видом передал ему сам Хомутов, все-таки, по настоянию сына, поехал на Васильевский
остров узнать решение судьбы молодого влюбленного гвардейца.
Ряд нравственных потрясений, обрушившихся на несчастного Николая Павловича Зарудина со дня злополучного свидания его с Натальей Федоровной на 6 линии Васильевского
острова до получения им рокового пригласительного билета на свадьбу графа Аракчеева, довели его, как мы уже знаем, до неудавшегося, к счастью, покушения на самоубийство и разбили вконец его и без
того хрупкий и нервный, унаследованный от матери организм.
Сплетня о Бахметьевой и Талицком росла, как снежный ком, среди обитателей Васильевского
острова, и даже проникла в «город», как называли в
то время центральную часть Петербурга.
В
то время, когда в доме графа Аракчеева разыгрывалась глухая драма скрытых страданий его молодой жены, задрапированная блеском и наружным деланным счастьем и довольством беспечной светской жизни, в
то время, когда на Васильевском
острове, в доме Бахметьевой, зрело зерно другой светской драмы будущего, село Грузино служило театром иной грубой, откровенной по своему цинизму, кровавой по своему исполнению, возмутительной драмы, главными действующими лицами которой были знакомые нам Настасья Минкина, Агафониха, Егор Егорович и Глаша.
Он находил еще, что Зарудин, особенно за последнее время, стал невнимателен к его поучениям, рассеян, занят какой-то, видимо, гнетущей его мыслью, хотя догадывался, что эта мысль витала на Васильевском
острове, где в
то время жила в глубоком уединении покинувшая мужа «соломенная вдова» — графиня Аракчеева.
«Она наверное не выйдет, а впрочем, может быть…» — гвоздем сидели в его голове слова Кудрина, и не покидали его до самого
того момента, когда он на другой день, вместе с Андреем Павловичем, позвонил у подъезда заветного домика на Васильевском
острове.
Антон Антонович прямо из дома графа поехал на Большой проспект Васильевского
острова. Там от местного квартального надзирателя и из расспроса соседей он узнал все
то, что уже известно нашим читателям по поводу загадочного исчезновения и самоубийства Екатерины Петровны.
Антон Антонович фон Зееман, произведенный за это время в полковники, жил вместе с женою своею Лидиею Павловной на 6 линии Васильевского
острова, в
том самом домике, где «турчанка Лидочка» провела свое детство и юность, где встретилась со своим ненаглядным «Тоней», как ласкательно называла она своего мужа.
Не забыл он, конечно, и
того, что семья фон Зееманов жила в доме, принадлежавшем прежде Хомутовым, на 6 линии Васильевского
острова, и жила своею особою замкнутою жизнью, и в их гостиной собирался тесный интимный кружок близких знакомых и сослуживцев Антона Антоновича.
Вручив последний князю Голицыну, архиепископ Филарет, как уже уволенный в Москву, просил позволения откланяться и был допущен пред государем на Каменном
острове и вместе с
тем получил повеление дождаться возвращения проекта для некоторых в нем поправок.
Неточные совпадения
В подобных случаях водилось у запорожцев гнаться в
ту ж минуту за похитителями, стараясь настигнуть их на дороге, потому что пленные как раз могли очутиться на базарах Малой Азии, в Смирне, на Критском
острове, и бог знает в каких местах не показались бы чубатые запорожские головы. Вот отчего собрались запорожцы. Все до единого стояли они в шапках, потому что пришли не с
тем, чтобы слушать по начальству атаманский приказ, но совещаться, как ровные между собою.
Это было
то место Днепра, где он, дотоле спертый порогами, брал наконец свое и шумел, как море, разлившись по воле; где брошенные в средину его
острова вытесняли его еще далее из берегов и волны его стлались широко по земле, не встречая ни утесов, ни возвышений.
Он пошел домой; но, дойдя уже до Петровского
острова, остановился в полном изнеможении, сошел с дороги, вошел в кусты, пал на траву и в
ту же минуту заснул.
(Эта женщина никогда не делала вопросов прямых, а всегда пускала в ход сперва улыбки и потирания рук, а потом, если надо было что-нибудь узнать непременно и верно, например: когда угодно будет Аркадию Ивановичу назначить свадьбу,
то начинала любопытнейшими и почти жадными вопросами о Париже и о тамошней придворной жизни и разве потом уже доходила по порядку и до третьей линии Васильевского
острова.)
Ему мерещились высоко поднявшаяся за ночь вода Малой Невы, Петровский
остров, мокрые дорожки, мокрая трава, мокрые деревья и кусты и, наконец,
тот самый куст…