— Государь
император послал меня вместо себя, и я, его императорского величества именем, уведомляю вас, что, невзирая на противозаконные дела, которые хотя весьма прогневили его, но, по своей милости, государь имеет терпение ожидать от вас полного раскаяния и смирения.
Неточные совпадения
Как бы то ни было, но служебная карьера Алексея Андреевича при
императоре Павле
шла поразительно быстро.
Русские батальоны, не поддержанные никаким резервом, атакованные с боку, когда они
шли в атаку с фронта, были отброшены на склоны возвышенности на глазах самого
императора, удивленного и опечаленного непредвиденной катастрофой.
Невдалеке от барского дома
шла другая спешная работа — окончательная отделка новой каменной церкви во имя святого апостола Андрея Первозванного, освящение которой назначено было графом на 20 сентября, в годовщину рождения
императора Павла I.
Первое то, что в самые трудные дни отступления армии от Вильны к Дриссе, Аракчеев, вместе с Шишковым, дал государю совет ехать в Москву, совет слишком смелый, потому что он
шел вразрез только что торжественно объявленному в приказе обещанию
императора не расставаться с войсками.
Сам же он с графом Милорадовичем и генерал-адъютантами: князем Трубецким, графом Голенищевым-Кутузовым и другими
пошел в малую дворцовую церковь, но узнав, что она, после разных в ней переделок, еще не освящена, возвратился в большую, где еще оставалось духовенство после молебствия, и здесь присягнул
императору Константину и подписал присяжный лист. Его примеру последовали все бывшие с ним и еще разные другие, случившиеся тогда во дворце, военные и гражданские чины.
В Варшаву были отправлены адъютанты Лазарев и Опочинин, чтобы дать отчет Константину Павловичу обо всем совершившемся в Петербурге. Великий князь Николай
послал, кроме того, своему брату — новому
императору — письмо с изъявлением верноподданнических чувств.
Тридцать лет среди благословения мира и громов войны, в законодательстве и суде, в деле внутреннего образования и внешнего возвеличения России, везде и всегда
император Николай I был на страже ее чести и
славы, ее отцом, а вместе, первым и преданнейшим из ее сынов.
Костерев согласился на предложение и
пошел было в квартиру, чтобы собраться в дорогу, но поселяне из какого-то опасения не отпустили его от себя и в эту же ночь непосредственно за совершением убийств, отстраня капитана, отправили восемь человек выборных из хозяев в Царское Село, для донесения государю
императору о происшедшем и для оправдания в своих поступках.
Недоброе что-то случилось!» // Я долго не знала покоя и сна, // Сомнения душу терзали: // «Уехал, уехал! опять я одна!..» // Родные меня утешали, // Отец торопливость его объяснял // Каким-нибудь делом случайным: // «Куда-нибудь сам
император послал // Его с поручением тайным, // Не плачь!
Неточные совпадения
— Там живут Тюхи, дикие рожи, кошмарные подобия людей, — неожиданно и очень сердито сказал ‹Андреев›. — Не уговаривайте меня
идти на службу к ним — не
пойду! «Человек рождается на страдание, как искра, чтоб устремляться вверх» — но я предпочитаю погибать с Наполеоном, который хотел быть
императором всей Европы, а не с безграмотным Емелькой Пугачевым. — И, выговорив это, он выкрикнул латинское:
По окончании всех приготовлений адмирал, в конце ноября, вдруг решился на отважный шаг:
идти в центр Японии, коснуться самого чувствительного ее нерва, именно в город Оосаки, близ Миако, где жил микадо, глава всей Японии, сын неба, или, как неправильно прежде называли его в Европе, «духовный
император». Там, думал не без основания адмирал, японцы струсят неожиданного появления иноземцев в этом закрытом и священном месте и скорее согласятся на предложенные им условия.
Натурализация нисколько не мешает, впрочем, карьере дома, — я имею два блестящих примера перед глазами: Людовик Бонапарт — гражданин Турговии, и Александр Николаевич — бюргер дармштадтский, сделались, после их натурализации,
императорами. Так далеко я и не
иду.
— Если бы не семья, не дети, — говорил он мне, прощаясь, — я вырвался бы из России и
пошел бы по миру; с моим Владимирским крестом на шее спокойно протягивал бы я прохожим руку, которую жал
император Александр, — рассказывая им мой проект и судьбу художника в России.
Слава Гумбольдта, тайного советника его прусского величества, которому государь
император изволил дать Анну и приказал не брать с него денег за материал и диплом, дошла и до них.