Неточные совпадения
Друзья вошли в кабинет. Здесь было уютнее. Большой письменный стол, заставленный разною бронзовою и фарфоровою мелочью, заваленный бумагами, чертежными и рисовальными принадлежностями, занимал середину комнаты. По стенам висели огромные раскрашенные
чертежи и географические карты, а под ними стояли два низеньких турецких дивана с шелковыми мутаками. Кудряшов, обняв Василия Петровича за талию, подвел его прямо к дивану и усадил на мягких тюфяках.
— Что это такое?
Чертежи?
— Чертежи-то
чертежи, но чего?
—
Чертежи эти изображают, милейший Василий Петрович, будущий мол. Знаешь, что такое мол?
— Именно плотина. Плотина, служащая для образования искусственной гавани. На этих
чертежах изображен мол, который теперь строится. Ты видел море сверху?
— Иван Павлыч, принеси мне из кабинета
чертеж. Между окнами висит. Ты посмотри, Василий Петрович, дело-то какое грандиозное: право, я даже поэзию в нем нынче находить стал.
Иван Павлыч бережно принес огромный лист, наклеенный на коленкор. Кудряшов взял его, раздвинул около себя тарелки, бутылки и рюмки и разложил
чертеж на забрызганной красным вином скатерти.
— Кудряшов отвинтил от часового ключика крошечный серебряный циркуль и взял им на
чертеже какую-то маленькую линию.
— Кладем мы ее, — спокойно продолжал Кудряшов, — на бумаге, вот здесь, на
чертеже, потому что только на
чертеже буря ее и размывает.
Берем
чертежи и отмечаем.
Неточные совпадения
Во власти такого чувства был теперь Грэй; он мог бы, правда, сказать: «Я жду, я вижу, я скоро узнаю…» — но даже эти слова равнялись не большему, чем отдельные
чертежи в отношении архитектурного замысла.
Там — раскрытый альбом с выскользнувшими внутренними листами, там — свитки, перевязанные золотым шнуром; стопы книг угрюмого вида; толстые пласты рукописей, насыпь миниатюрных томиков, трещавших, как кора, если их раскрывали; здесь —
чертежи и таблицы, ряды новых изданий, карты; разнообразие переплетов, грубых, нежных, черных, пестрых, синих, серых, толстых, тонких, шершавых и гладких.
Он повернулся и вышел с странными движениями слепого. Грэй развернул бумажку; карандаш, должно быть, дивился, когда выводил по ней эти
чертежи, напоминающие расшатанный забор. Вот что писал Летика:
Его стало грызть нетерпение, которое, при первом неудачном
чертеже, перешло в озлобление. Он стер, опять начал чертить медленно, проводя густые, яркие черты, как будто хотел продавить холст. Уже то отчаяние, о котором говорил Кирилов, начало сменять озлобление.
Пробовал я рассмотреть на карте, но там кроме
чертежа островов были какие-то посторонние пятна, покрывающие оба берега.