Неточные совпадения
Вечеринка была грандиозная, — первый опыт большой вечеринки для смычки комсомола с беспартийной рабочей молодежью. Повсюду двигались сплошные толпы девчат и парней. В зрительном зале должен был идти
спектакль, а пока оратор из МГСПС [Московский городской совет профессиональных союзов.] скучно
говорил о борьбе с пьянством, с жилищной нуждой и религией. Его мало слушали, ходили по залу, разговаривали. Председатель юнсекции то и дело вставал, стучал карандашиком по графину и безнадежно
говорил...
В антракт Тургенев выглянул из ложи, а вся публика встала и обнажила головы. Он молча раскланялся и исчез за занавеской, больше не показывался и уехал перед самым концом последнего акта незаметно. Дмитриев остался, мы пошли в сад. Пришел Андреев-Бурлак с редактором «Будильника» Н.П. Кичеевым, и мы сели ужинать вчетвером.
Поговорили о спектакле, о Тургеневе, и вдруг Бурлак начал собеседникам рекомендовать меня, как ходившего в народ, как в Саратове провожали меня на войну, и вдруг обратился к Кичееву:
Неточные совпадения
Глаза матери светились ярко, можно было подумать, что она немного подкрасила их или пустила капельку атропина. В новом платье, красиво сшитом, с папиросой в зубах, она была похожа на актрису, отдыхающую после удачного
спектакля.
О Дмитрии она
говорила между прочим, как-то все забывая
о нем, не договаривая.
—
О, я это всегда
говорила… всегда!.. Конечно, я хорошо понимаю, что вы из скромности не хотите принимать участия в любительских
спектаклях.
Мы
поговорили еще минут десять
о вчерашнем
спектакле и расстались.
Вот на этом
спектакле Горсткин пригласил нас на следующую субботу — по субботам
спектаклей не было —
поговорить о Гамлете. Горсткин прочел нам целое исследование
о Гамлете;
говорил много Далматов, Градов, и еще был выслушан один карандашный набросок, который озадачил присутствующих и на который после споров и разговоров Лев Иванович положил резолюцию:
Мария Николаевна дружила только с М. И. Свободиной, изредка в свободные вечера, по субботам, она бывала у нее. Иногда бывали и мы у нее. Я
говорю «мы», то есть Свободина, Далматов и я. Редко заходил Казанцев, но, переговорив
о театральных делах, исчезал, а Правдин жил где-то на окраине у знакомого немца, и его видели мы только на
спектаклях и репетициях. Экономный немец, он избегал наших завтраков и ужинов.