Неточные совпадения
До своего госпиталя Султанову было мало дела. Люди его голодали, лошади тоже. Однажды, рано утром, во время
стоянки, наш главный врач съездил
в город, купил сена, овса. Фураж привезли и сложили
на платформе между нашим эшелоном и эшелоном Султанова. Из окна выглянул только что проснувшийся Султанов. По платформе суетливо шел Давыдов. Султанов торжествующе указал ему
на фураж.
Вообще Султанов резко изменился.
В вагоне он был неизменно мил, остроумен и весел; теперь,
в походе, был зол и свиреп. Он ехал
на своем коне, сердито глядя по сторонам, и никто не смел с ним заговаривать. Так тянулось до вечера. Приходили
на стоянку. Первым долгом отыскивалась удобная, чистая фанза для главного врача и сестер, ставился самовар, готовился обед. Султанов обедал, пил чай и опять становился милым, изящным и остроумным.
Мы двинулись к железной дороге и пошли вдоль пути
на юг. Валялись разбитые
в щепы телеграфные столбы, по земле тянулась исковерканная проволока. Нас нагнал казак и вручил обоим главным врачам по пакету. Это был приказ из корпуса.
В нем госпиталям предписывалось немедленно свернуться, уйти со станции Шахе (предполагалось, что мы уж там) и воротиться
на прежнее место
стоянки к станции Суятунь.
С позиций
в нашу деревню пришел
на стоянку пехотный полк, давно уже бывший
на войне. Главный врач пригласил к себе
на ужин делопроизводителя полка. Это был толстый и плотный чинуша, как будто вытесанный из дуба; он дослужился до титулярного советника из писарей. Наш главный врач, всегда очень скупой, тут не пожалел денег и усердно угощал гостя вином и ликерами. Подвыпивший гость рассказывал, как у них
в полку ведется хозяйство, — рассказывал откровенно, с снисходительною гордостью опытного мастера.
Солдаты только и жили, что ожиданием мира. Ожидание было страстное, напряженное, с какою-то почти мистическою верою
в близость этого желанного, все не приходящего «замирения». Чуть где
на стоянке раздастся «ура!» — солдаты всех окрестных частей встрепенутся и взволнованно спрашивают...
Была уже половина сентября. Мы ждали ратификации мирного договора, чтобы идти
на зимние
стоянки за Куанчензы. Еще
в начале августа нас придвинули к позициям, мы развернули госпиталь и работали.
Мир был ратифирован.
В середине октября войска пошли
на север,
на зимние
стоянки. Наш корпус стал около станции Куанчендзы.
Армии стояли
на зимних квартирах, изнывали
в безделье. Шло непрерывное, жестокое пьянство. Солдаты
на последние деньги покупали у китайцев местную сивуху — ханьшин. Продажа крепких напитков
в районе
стоянки армий была строго запрещена, китайцев арестовывали, но, конечно, ханьшину было сколько угодно.
Когда еще
в октябре мы шли
на зимние
стоянки, было уже решено и известно, что наш госпиталь больше не будет работать и расформировывается. Тем не менее, мы уже месяц стояли здесь без дела, нас не расформировывали и не отпускали. Наконец, вышел приказ главнокомандующего о расформировке целого ряда госпиталей,
в том числе и нашего. У нас недоумевали, — расформировывать ли госпиталь
на основании этого приказа, или ждать еще специального приказа ближайшего начальства.
Неточные совпадения
Не знаю, получили ли вы мое коротенькое письмо из Дании, где, впрочем, я не был, а писал его во время
стоянки на якоре
в Зунде.
Мы не заметили, как северный, гнавший нас до Мадеры ветер слился с пассатом, и когда мы убедились, что этот ветер не случайность, а настоящий пассат и что мы уже его не потеряем, то адмирал решил остановиться
на островах Зеленого Мыса,
в пятистах верстах от африканского материка, и именно
на о. С.-Яго,
в Порто-Прайя, чтобы пополнить свежие припасы. Порт очень удобен для якорной
стоянки. Здесь застали мы два американские корвета да одну шкуну, отправляющиеся
в Японию же, к эскадре коммодора Перри.
Река Мутухе (по-удэгейски — Ца-уги) впадает
в бухту Опричник (44° 27' с. ш. и 39° 40'
в. д. от Гринвича), совершенно открытую со стороны моря и потому для
стоянки судов не пригодную. Глубокая заводь реки, сразу расширяющаяся долина и необсохшие болота вблизи моря указывают
на то, что раньше здесь тоже был залив, довольно глубоко вдававшийся
в сушу. По береговым валам около самой бухты растет ползучий даурский можжевельник, а по болотам — кустарниковая береза с узкокрылыми плодами.
Зимой мерзли
на стоянках и вместе согревались
в скачке
на гору.
Пока мой извозчик добивался ведра
в очереди, я
на все успел насмотреться, поражаясь суете, шуму и беспорядочности этой самой тогда проезжей площади Москвы… Кстати сказать, и самой зловонной от
стоянки лошадей.