Больного с брюшным тифом сильно лихорадит, у него болит голова, он потеет по ночам, его мучит тяжелый бред; бороться с этим нужно очень осторожно, и преимущественно физическими средствами; но попробуй скажи пациенту: «Страдай,
обливайся потом, изнывай от кошмаров!» Он отвернется от тебя и обратится к врачу, который не будет жалеть хинина, фенацетина и хлорал-гидрата; что это за врач, который не дает облегчения!
На той же Огненной Земле Дарвин и его спутники, хорошо укутанные, жались к пылавшему костру и все-таки зябли, а голые дикари, сидя поодаль от костра,
обливались потом.
— Вы оттого и не знаете жизни, не ведаете чужих скорбей: кому что нужно, зачем мужик
обливается потом, баба жнет в нестерпимый зной — все оттого, что вы не любили! А любить, не страдая — нельзя. Нет! — сказал он, — если б лгал ваш язык, не солгали бы глаза, изменились бы хоть на минуту эти краски. А глаза ваши говорят, что вы как будто вчера родились…
— «Ну?» — «Что письма ваши прибыли туда… благополучно», — выговорил он наконец,
обливаясь потом, как будто дотащил воз до места.
Жутко. И почему-то — душно, я
обливаюсь потом, хотя ночь свежая. Успею ли я добежать до сторожки, в случае если старик Калинин начнет вылезать из могилы?
Неточные совпадения
Тут Сеня помогать товарищу принялся, // Пыхтел, весь
потом обливался, // И Феде, наконец, вскарабкаться помог.
Он горячо благодарил судьбу, если в этой неведомой области удавалось ему заблаговременно различить нарумяненную ложь от бледной истины; уже не сетовал, когда от искусно прикрытого цветами обмана он оступался, а не падал, если только лихорадочно и усиленно билось сердце, и рад-радехонек был, если не
обливалось оно кровью, если не выступал холодный
пот на лбу и
потом не ложилась надолго длинная тень на его жизнь.
Столовая гора понемногу раздевается от облаков. Сначала показался угол,
потом вся вершина, наконец и основание. По зелени ее заблистало солнце, в пять минут все высохло, кругом меня по кустам щебетали колибри, и весь Капштат, с окрестностями,
облился ярким золотым блеском. Мне вчуже стало обидно за отца Аввакума.
Как скоро весть об этом событии дошла до нас, опять на несколько времени опустел наш дом: все сбегали посмотреть утопленника и все воротились с такими страшными и подробными рассказами, что я не спал почти всю ночь, воображая себе старого мельника, дрожа и
обливаясь холодным
потом.
Добрый мой отец,
обливаясь слезами, всех поднимал и обнимал, а своей матери, идущей к нему навстречу, сам поклонился в ноги и
потом, целуя ее руки, уверял, что никогда из ее воли не выйдет и что все будет идти по-прежнему.