Неточные совпадения
Впрочем, привычка эта вырабатывается скорее, чем можно бы думать, и я не
знаю случая, чтобы медик, одолевший препаровку трупов, отказался от врачебной дороги вследствие неспособности привыкнуть к стонам и крови. И слава богу, разумеется, потому что такое относительное «очерствение» не только необходимо, но прямо желательно; об этом не может быть и спора. Но в изучении
медицины на больных есть другая сторона, несравненно более тяжелая и сложная, в которой далеко не все столь же бесспорно.
Какой из этого возможен выход, я решительно не
знаю; я
знаю только, что
медицина необходима, и иначе учиться нельзя, но я
знаю также, что если бы нужда заставила мою жену или сестру очутиться в положении той больной у сифилидолога, то я сказал бы, что мне нет дела до медицинской школы и что нельзя так топтать личность человека только потому, что он беден.
То и дело мне теперь приходилось
узнавать вещи, которые все больше колебали во мне уважение и доверие к
медицине.
И разве мы с тобой не рассмеялись бы, подобно авгурам, если бы увидели, как наш больной поглядывает на часы, чтоб не опоздать на десять минут с приемом назначенной ему жиденькой кислоты с сиропом?» Вообще, как я видел, в
медицине существует немало довольно-таки поучительных «специальных терминов»; есть, например, термин: «ставить диагноз ex juvantibus, — на основании того, что помогает»: больному назначается известное лечение, и, если данное средство помогает, значит, больной болен такою-то болезнью; второй шаг делается раньше первого, и вся
медицина ставится вверх ногами: не
зная болезни, больного лечат, чтобы на основании результатов лечения определить, от этой ли болезни следовало его лечить!
Мне казалось, что я теперь понял всю суть
медицины, понял, что в ее владении находятся два-три действительных средства, а все остальное — лишь «латинская кухня», «ut aliquid fiat»; что со своими жалкими и несовершенными средствами диагностики она блуждает в темноте и только притворяется, будто что-нибудь
знает.
Та же гигиеническая выставка, так много показавшая, что дает
медицина, для г. фельетониста не существует: из всей выставки он видит только этот «случайно найденный полип» и обливает за него презрением врачей и
медицину, даже не интересуясь
узнать, возможно ли при жизни открыть такой полип.
Общество живет слишком неверными представлениями о
медицине, и это главная причина его несправедливого отношения к врачам; оно должно
узнать силы и средства врачебной науки и не винить врачей в том, в чем виновато несовершенство науки. Тогда и требовательность к врачам понизилась бы до разумного уровня.
Очевидно, во всем этом крылось какое-то глубокое недоразумение.
Медицина не оправдывает ожиданий, которые на нее возлагаются, — над нею смеются, и в нее не верят. Но правильны ли и законны ли самые эти ожидания? Есть наука об излечении болезней, которая называется
медициной; человек, обучившийся этой науке, должен безошибочно
узнавать и вылечивать болезни; если он этого не умеет, то либо сам он плох, либо его наука никуда не годится.
Люди не имеют даже самого отдаленного представления ни о жизни своего тела, ни о силах и средствах врачебной науки. В этом — источник большинства недоразумений, в этом — причина как слепой веры во всемогущество
медицины, так и слепого неверия в нее. А то и другое одинаково дает
знать о себе очень тяжелыми последствиями.
Многое из того, что мною рассказано в предыдущих главах, может у людей, слепо верующих в
медицину, вызвать недоверие к ней. Я и сам пережил это недоверие. Но вот теперь,
зная все, я все-таки с искренним чувством говорю: я верю в
медицину, — верю, хотя она во многом бессильна, во многом опасна, многого не
знает. И могу ли я не верить, когда то и дело вижу, как она дает мне возможность спасать людей, как губят сами себя те, кто отрицает ее?
Неточные совпадения
— Непременно помешалась! — говорил он Раскольникову, выходя с ним на улицу, — я только не хотел пугать Софью Семеновну и сказал: «кажется», но и сомнения нет. Это, говорят, такие бугорки, в чахотке, на мозгу вскакивают; жаль, что я
медицины не
знаю. Я, впрочем, пробовал ее убедить, но она ничего не слушает.
— Перестаньте! Возможно ли, чтобы вы удовольствовались такою скромною деятельностью, и не сами ли вы всегда утверждаете, что для вас
медицина не существует. Вы — с вашим самолюбием — уездный лекарь! Вы мне отвечаете так, чтобы отделаться от меня, потому что вы не имеете никакого доверия ко мне. А
знаете ли, Евгений Васильич, что я умела бы понять вас: я сама была бедна и самолюбива, как вы; я прошла, может быть, через такие же испытания, как и вы.
Даже специально «городские» знания Надежды Васильевны нашли здесь громадное применение, а между тем ей необходимо было
знать тысячи вещей, о которых она никогда даже не думала, так, например,
медицина.
— Шельмы!
Медицина шельма! Я рад, однако, что
узнал вас, Карамазов. Я давно хотел вас
узнать. Жаль только, что мы так грустно встретились…
Не
зная ничего в
медицине, рискну высказать предположение, что действительно, может быть, ужасным напряжением воли своей он успел на время отдалить болезнь, мечтая, разумеется, совсем преодолеть ее.