Но вот
больной умирает. Те же правила, которые требуют от больных, чтобы они беспрекословно давали себя исследовать учащимся, предписывают также обязательное вскрытие всякого, умершего в университетской больнице.
Это было в три часа. А в пять, через два часа, ко мне прибежала подруга больной и, рыдая, объявила, что
больная умерла: встала от обеда, вдруг пошатнулась, побледнела, изо рта ее хлынула кровь, и она упала мертвая.
Я вышел возмущенный. Горе их было, разумеется, вполне законно и понятно: но чем заслужил я такое отношение к себе? Они видели, как я был к ним внимателен, — и хоть бы искра благодарности! Когда-то в мечтах я наивно представлял себе подобные случаи в таком виде:
больной умирает, но близкие видят, как горячо и бескорыстно относился я к нему, и провожают меня с любовью и признательностью.
Неточные совпадения
Я поселился в небольшом губернском городе средней России. Приехал я туда в исключительно благоприятный момент: незадолго перед тем
умер живший на окраине города врач, имевший довольно большую практику. Я нанял квартиру в той же местности, вывесил на дверях дощечку: «доктор такой-то», и стал ждать
больных.
— Что это, мазь ли пахнет мертвечиной, или уж я начинаю заживо разлагаться? — ворчала
больная. —
Умирать так
умирать, мне все равно, но только почему это так мучительно?
Вдруг
больная посинела, у нее появились судороги, и через полчаса она
умерла при явлениях отравления кокаином.
Высшая доза морфия — три сантиграмма; взрослой, совсем не слабой
больной впрыснули под кожу пять миллиграммов морфия, — и она
умерла; для объяснения таких фактов в медицине существует специальное слово «идиосинкразия», но это слово не дает мне никаких указаний на то, когда я должен ждать чего-либо подобного…
Меня пригласили к
больному ребенку; он лихорадил, никаких определенных жалоб и симптомов не было, приходилось подождать выяснения болезни. Я не хотел прописать «ut aliquid fiat», я сказал матери, что следует принять такие-то гигиенические меры, а лекарств пока не нужно. У ребенка развилось воспаление мозговых оболочек, он
умер. И мать стала горько клясть меня в его смерти, потому что я не поспешил вовремя «перервать» его болезнь.
По законам вестготов, врач, у которого
умер больной, немедленно выдавался родственникам умершего, «чтоб они имели возможность сделать с ним, что хотят». И в настоящее время многие и многие вздохнули бы по этому благодетельному закону: тогда прямо и верно можно было бы достигать того, к чему теперь приходится стремиться не всегда надежными путями.
Я ответил, что покамест наверное ничего еще нельзя сказать, что кризис будет дней через пять-шесть. Для меня началось ужасное время. Мать и дочь не могли допустить и мысли, чтоб их мальчик
умер; для его спасения они были готовы на все. Мне приходилось посещать
больного раза по три в день; это было совершенно бесполезно, но они своею настойчивостью умели заставить меня.
Получив отрицательный ответ, он всадил доктору в живот большой кухонный нож. Врач упал с распоротым животом; одновременно упал и убийца-больной, у которого хлынула кровь горлом. Оба были тотчас подняты и свезены в одну и ту же больницу, там оба они и
умерли.
— Пожалуйста, доктор, нельзя ли поскорее посетить
больную! — взволнованно заговорил он. — Дама одна
умирает… Тут недалеко, сейчас за углом…
И, довольный, что по его сделано, старший доктор начинал преспокойно бумаги подписывать. А что
больной умер, до этого дела нет: лишь бы проняло.
Неточные совпадения
— Позволь, я тебе серьезный вопрос задать хочу, — загорячился студент. — Я сейчас, конечно, пошутил, но смотри: с одной стороны, глупая, бессмысленная, ничтожная, злая,
больная старушонка, никому не нужная и, напротив, всем вредная, которая сама не знает, для чего живет, и которая завтра же сама собой
умрет. Понимаешь? Понимаешь?
Однажды мужичок соседней деревни привез к Василию Ивановичу своего брата,
больного тифом. Лежа ничком на связке соломы, несчастный
умирал; темные пятна покрывали его тело, он давно потерял сознание. Василий Иванович изъявил сожаление о том, что никто раньше не вздумал обратиться к помощи медицины, и объявил, что спасения нет. Действительно, мужичок не довез своего брата до дома: он так и
умер в телеге.
— Папа хочет, чтоб она уехала за границу, а она не хочет, она боится, что без нее папа пропадет. Конечно, папа не может пропасть. Но он не спорит с ней, он говорит, что
больные всегда выдумывают какие-нибудь страшные глупости, потому что боятся
умереть.
Что было с ней потом, никто не знает. Известно только, что отец у ней
умер, что она куда-то уезжала из Москвы и воротилась
больная, худая, жила у бедной тетки, потом, когда поправилась, написала к Леонтью, спрашивала, помнит ли он ее и свои старые намерения.
— Что я могу сделать, Вера? — говорил он тихо, вглядываясь в ее исхудавшее лицо и
больной блеск глаз. — Скажи мне, я готов
умереть…