«Страдания, равномерно увеличиваясь, делали свое дело и приготовляли его к смерти… Вся жизнь его сливалась в одно
чувство страдания и желания избавиться от него. В нем, очевидно, совершался тот переворот, который должен был заставить его смотреть на смерть, как на удовлетворение его желаний, как на счастие».
В этой гармонии мы должны видеть высшее действие аполлоновской культуры, которая, при помощи мощных и радостных иллюзий, вышла победительницей над страшною глубиною миросозерцания и над крайне восприимчивым
чувством страдания.
Неточные совпадения
«Ясно чувствовалась та строгая, грозная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельских войска. Один шаг за эту черту и — неизвестность,
страдания и смерть. И что там? Кто там? Никто не знает, и хочется знать, и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее… А сам силен, здоров, весел и раздражен, и окружен такими же здоровыми и раздраженно-оживленными людьми.
Чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему, происходящему в эти минуты».
В «Севастопольских рассказах» Толстой описывает солдат на знаменитом четвертом бастионе. «Вглядитесь в лица, в осанки и в движения этих людей… Здесь на каждом лице кажется вам, что опасность, злоба и
страдания войны проложили следы сознания своего достоинства и высокой мысли и
чувства».
Умирает Николай Левин. Он страстно и жадно цепляется за уходящую жизнь, в безмерном ужасе косится на надвигающуюся смерть. Дикими, испуганными глазами смотрит на брата: «Ох, не люблю я тот свет! Не люблю». На лице его — «строгое, укоризненное выражение зависти умирающего к живому». Умирать с таким
чувством — ужаснее всяких
страданий. И благая природа приходит на помощь.
Мы созерцаем
страдания и гибель Прометея или Эдипа, и это созерцание вырывает нас из нашего оргиастического самоуничтожения; частная картина мук гибнущего героя заслоняет от нас общность того, что нас заставила почувствовать дионисическая музыка: там, где прежде мы как бы слышали глухие вздохи из самого средоточия бытия, где, казалось, мы должны были погибнуть в судорожном напряжении всех
чувств, и лишь немногое еще связывало нас с этим существованием, — там мы теперь видим и слышим только
страдания и стоны данных героев — Прометеев, Эдипов.
И уж нестрашными становятся человеку
страдания и муки, и уж не нужна ему победа трагического героя; все человеческие оценки, ощущения и
чувства спутались в душе, как волосы на голове безумствующей мэнады.
Неточные совпадения
Но проходили еще минуты, часы и еще часы, и
чувства его
страдания и ужаса росли и напрягались еще более.
И чем дальше шло время, тем сильнее становились оба настроения: тем спокойнее, совершенно забывая ее, он становился вне ее присутствия, и тем мучительнее становились и самые ее
страдания и
чувство беспомощности пред ними.
Он у постели больной жены в первый раз в жизни отдался тому
чувству умиленного сострадания, которое в нем вызывали
страдания других людей и которого он прежде стыдился, как вредной слабости; и жалость к ней, и раскаяние в том, что он желал ее смерти, и, главное, самая радость прощения сделали то, что он вдруг почувствовал не только утоление своих
страданий, но и душевное спокойствие, которого он никогда прежде не испытывал.
Как же он оставляет меня одну с моими
страданиями?» вдруг с
чувством упрека подумала она, забывая, что она сама скрывала от него всё, касавшееся сына.
«Неужели я нашел разрешение всего, неужели кончены теперь мои
страдания?» думал Левин, шагая по пыльной дороге, не замечая ни жару, ни усталости и испытывая
чувство утоления долгого
страдания.
Чувство это было так радостно, что оно казалось ему невероятным. Он задыхался от волнення и, не в силах итти дальше, сошел с дороги в лес и сел в тени осин на нескошенную траву. Он снял с потной головы шляпу и лег, облокотившись на руку, на сочную, лопушистую лесную траву.