Неточные совпадения
Религия Достоевского во всяком случае — именно такой лазарет. Лазарет для усталых, богадельня для немощных.
Бог этой религии — только костыль, за который хватается безнадежно увечный человек. Хватается, пытается подняться и опереться, но костыль то и дело ломается. А кругом — мрачная, унылая пустыня, и
царит над нею холодное «безгласие косности».
Тот
бог, который
царит в душе человека, для него и есть истина жизни.
Долго Приам-Дарданид удивлялся царю-Ахиллесу,
Виду его и величью; казалося,
бога он видит.
Царь-Ахиллес удивлялся равно Дарданиду Приаму,
Глядя на образ почтенный и слушая старцевы речи.
Оба они наслаждались, один на другого взирая.
У Гомера Аполлон (рядом с Афиною) является подлинным
царем и
богом жизни.
На далеком Севере, где
царит вечный день, лежала страна счастливых людей гиперборейцев.
Царем этого «священного племени» был Аполлон, и туда, в гиперборейский край, улетал он на крыльях лебедей на зиму, — на время суровой зимы, когда тяжело приходится людям, когда не в силах они быть счастливыми и счастьем своим быть достойными светлого
бога.
В то время как над Элладою безраздельно
царил светлый, радостный и кипучий Аполлон, в дикой и суровой Фракии, к северу от Эллады, жили племена, поклонявшиеся странному, неведомому эллинам
богу.
Та «истина», которую открыл
царю Мидасу лесной
бог Силен, становится теперь для эллина основною истиною жизни.
Милый Зевс! Удивляюсь тебе; всему ты владыка,
Все почитают тебя, сила твоя велика,
Взорам открыты твоим помышленья и души людские,
Высшею властью над всем ты обладаешь, о,
царь!
Как же, Кронид, допускает душа твоя, чтоб нечестивцы
Участь имели одну с тем, кто по правде живет,
Чтобы равны тебе были разумный душой и надменный,
В несправедливых делах жизнь проводящий свою?
Кто же, о кто же из смертных, взирая на все это, сможет
Вечных
богов почитать?
Так это или не так, но факт сам по себе характерен: оргийные праздники
бога «избытка сил» оказываются передвинутыми из благодатной осени в студеную зиму, время «нужды». Зима с вызываемым ею оскудением жизненных сил и ранняя весна с опьяняющим подъемом этих сил на почве зимнего их оскудения — вот время, когда над людьми
царит Дионис.
Но все ярче в этом мраке начинало светиться лучезарное лицо
бога жизни и счастья. Каждую минуту имя его, казалось бы, могло быть названо. Ницше уже говорит о себе: «Мы, гиперборейцы»… Профессор классической филологии, он, конечно, хорошо знал, что над счастливыми гиперборейцами безраздельно
царит Аполлон, что Дионису делать у них нечего.
Пойманный лесной
бог Силен хохочет в лицо смущенному
царю Мидасу и открывает ему сокровеннейшую истину жизни: высшее счастье для человека было бы не родиться, не быть вовсе, быть ничем; второе же, что ему остается, — как можно скорее умереть.
«Чародейная сила Псару, сына госпожи Тентнубаты, есть сила Озириса Атуму,
царя богов. Сила левого виска его подобна силе левого виска бога Туму. Его верхняя губа — богиня Изида, его нижняя губа — богиня Нефтис, его зубы — мечи, его тело — Озирис, его пальцы — синие змеи, его живот — Ну, его бока — перья Аммона».
Неточные совпадения
Идите вы к чиновнику, // К вельможному боярину, // Идите вы к
царю, // А женщин вы не трогайте, — // Вот
Бог! ни с чем проходите // До гробовой доски!
— Высоко
Бог, далёко
царь…
«Я не ропщу, — сказала я, — // Что
Бог прибрал младенчика, // А больно то, зачем они // Ругалися над ним? // Зачем, как черны вороны, // На части тело белое // Терзали?.. Неужли // Ни
Бог, ни
царь не вступится?..»
— Миленькие вы, миленькие! — говорил он им, — ну, чего вы, глупенькие, на меня рассердились! Ну, взял
бог — ну, и опять даст
бог! У него, у
царя небесного, милостей много! Так-то, братики-сударики!