Неточные совпадения
«Никто, —
говорит Шопенгауэр, — не имеет действительного, живого убеждения в неизбежности своей
смерти, ибо иначе не было бы большого различия между его настроением и настроением человека, приговоренного к смертной казни.
«Боюсь
смерти и не люблю, когда
говорят о ней», — сознается Свидригайлов.
«Где это, — подумал Раскольников, — где это я читал, как один приговоренный к
смерти, за час до
смерти,
говорит или думает, что если бы пришлось ему жить где-нибудь на высоте, на скале, и на такой узенькой площадке, чтобы только две ноги можно было поставить, а кругом будут пропасти, океан, вечный мрак, вечное уединение и вечная буря, — и оставаться так, стоя на аршине пространства, всю жизнь тысячу лет, вечность, — то лучше так жить, чем сейчас умирать.
Как змеи, сплетаются в клубок самые не согласные, самые чуждые друг другу настроения: страх
смерти и чувство неспособности к жизни, неистовая любовь к жизни и сознание себя недостойным ее. Ко всему этому еще одно: странный какой-то инстинкт неудержимо влечет человека к самоуничтожению. Страшная
смерть полна властного очарования, человек безвольно тянется к ней, как кролик,
говорят, тянется в разверстую пасть удава.
Люди по мере сил вкладывают в жизнь «смысл добра», «забывают себя» для других, а художник
говорит: «Это — умирание, это
смерть души!» Вареньке недостает «сдержанного огня жизни».
«В
смерть, про которую ему так часто
говорили, Сережа (сын Анны Карениной) не верил совершенно.
«Мне умирать пора!» — мрачно
говорит он знакомым. Мрачно продолжает заниматься хозяйством: «надо же было как-нибудь доживать жизнь, пока не пришла
смерть». И мрачно
говорит Стиве: «В сущности, ты подумай об этом, ведь весь этот мир наш — это маленькая плесень, которая наросла на крошечной планете. Когда это поймешь ясно, то как-то все делается ничтожно».
Графиня С. А. Толстая рассказывает в своих записках: «Тургенев наивно сознается, что боится страшно холеры. Потом нас было тринадцать за столом, мы шутили о том, на кого падет жребий
смерти, и кто ее боится. Тургенев, смеясь, поднял руку и
говорит...
Толстой с очевидною намеренностью совершенно изменяет смысл вопроса. Тургенев
говорит: «кто боится
смерти, пусть поднимет руку!»
Смерти боится все падающее, больное, лишенное силы жизни. Толстой же отвечает: «да, и я не хочу умирать». Умирать не хочет все живое, здоровое и сильное.
И больной не пугается, как барыня, упоминания о
смерти, умоляюще и вопросительно не смотрит кругом. Как будто совсем не о его
смерти идет речь. Он спокойно отдает сапоги, под условием, чтоб Серега поставил на его могиле камень. Спокойно
говорит кухарке...
«Да, да, вот они, те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы», —
говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном, белом свете дня, — ясной мысли о
смерти.
Нам уже знакомо это высшее единство жизни, просветляющее и страдания, и
смерть отдельных существ. Об этом высшем единстве
говорили слова, звучащие в «Трех
смертях» над умершею барыней...
На свете не должно быть ничего страшного, нужно возносить свой дух выше страданий и нужно жить, жить и радоваться жизни. Радоваться жизни, не думать о
смерти, как будто она еще очень далека, и в то же время жить жадно, глубоко и ярко, как будто
смерть должна наступить завтра. В недавно найденной оде Вакхилида Аполлон
говорит...
«Новой гордости научило меня мое «Я», —
говорит Заратустра, — ей учу я людей: больше не прятать головы в песок небесных вещей, но свободно нести ее, земную голову, которая творит для земли смысл!» Ницше понимал, что неисчерпаемо глубокая ценность жизни и религиозный ее смысл не исчезают непременно вместе со «
смертью бога».
Старушка-крестьянка за несколько часов до
смерти говорила дочери о том, что она рада тому, что умирает летом. Когда дочь спросила: почему? — умирающая отвечала, что она рада потому, что зимой трудно копать могилу, а летом легко. Старушке было легко умирать, потому что она до последнего часа думала не о себе, а о других.
Неточные совпадения
Пришел солдат с медалями, // Чуть жив, а выпить хочется: // — Я счастлив! —
говорит. // «Ну, открывай, старинушка, // В чем счастие солдатское? // Да не таись, смотри!» // — А в том, во-первых, счастие, // Что в двадцати сражениях // Я был, а не убит! // А во-вторых, важней того, // Я и во время мирное // Ходил ни сыт ни голоден, // А
смерти не дался! // А в-третьих — за провинности, // Великие и малые, // Нещадно бит я палками, // А хоть пощупай — жив!
Скотинин. Митрофан! Ты теперь от
смерти на волоску. Скажи всю правду; если б я греха не побоялся, я бы те, не
говоря еще ни слова, за ноги да об угол. Да не хочу губить души, не найдя виноватого.
«Бежали-бежали, —
говорит летописец, — многие, ни до чего не добежав, венец приняли; [Венец принять — умереть мученической
смертью.] многих изловили и заключили в узы; сии почитали себя благополучными».
Брат лег и ― спал или не спал ― но, как больной, ворочался, кашлял и, когда не мог откашляться, что-то ворчал. Иногда, когда он тяжело вздыхал, он
говорил: «Ах, Боже мой» Иногда, когда мокрота душила его, он с досадой выговаривал: «А! чорт!» Левин долго не спал, слушая его. Мысли Левина были самые разнообразные, но конец всех мыслей был один:
смерть.
Левину хотелось
поговорить с ними, послушать, что они скажут отцу, но Натали заговорила с ним, и тут же вошел в комнату товарищ Львова по службе, Махотин, в придворном мундире, чтобы ехать вместе встречать кого-то, и начался уж неумолкаемый разговор о Герцеговине, о княжне Корзинской, о думе и скоропостижной
смерти Апраксиной.