Неточные совпадения
Далека от человека
жизнь природы; «духом немым и глухим» полна для него эта таинственная
жизнь. Далеки и животные. Их нет вокруг человека, ом не соприкасается душою с их могучею и загадочною, не умом постигаемою силою
жизни. Лишь редко, до странности редко
является близ героев Достоевского то или другое животное, — и, боже мой, в каком виде! Искалеченное, униженное и забитое, полное того же мрака, которым полна природа.
Нет, лучше назад, к прежним страданиям и мукам! Может быть, их было слишком мало. Еще увеличить их, еще углубить, — не
явится ли хоть тогда возможность
жизни?
«Добро», которое тут проявляет Наташа, уж, конечно, не отрицается живою
жизнью. Напротив, оно есть именно сама живая
жизнь. И именно поэтому дико даже подумать, что душа Наташи живет — добром. Каким добром?! Наташа
жизнью живет, а не добром; добро так же свободно и необходимо родится у нее из
жизни, как родятся ее песни и радость. И вот то самое, что у Вареньки
является вялым без запаха цветком, превращается в цветок свежий и душистый, как только что сорванный в лесу ландыш.
Но в таком случае: чем же отличается человек от зверя? Только зверь свободно живет из себя, только зверь не ведает никакого долга, никаких дум о добре и смысле
жизни. Не
является ли для Толстого идеалом именно зверь — прекрасный, свободный, цельно живущий древний зверь?
Толстой пишет: «
Жизнь, казалось, была такая, какой лучше желать нельзя: был полный достаток, было здоровье, был ребенок, и у обоих были занятия». Анна много читает по вопросам, занимающим Вронского,
является незаменимым помощником в его делах. Все между ними есть. Чего же нет? Вот чего...
Только этого нет между Анной и Вронским. Но в том глубоко серьезном и важном деле
жизни, каким для Толстого
является любовь, это — все. Мрачною погребальною песнью над умершею женщиною звучит безобразный ответ Анны: «Чем я поддержу его любовь? Вот этим?» И кощунственным поруганием светлого таинства кажется ее циничный жест.
Также и напоминанием Ивану Ильичу об «истинно хорошей
жизни»
является не благочестивый какой-нибудь старец из народного рассказа, не доброжелательный юноша Памфилий — ходячий труп, набальзамированный ароматами всех христианских добродетелей.
У Гомера Аполлон (рядом с Афиною)
является подлинным царем и богом
жизни.
Является досадливое желание стряхнуть с себя сгущенно-мрачный гнет, которым трагедия пытается придавить человека; душа возмущается против этого безмерного, намеренно раздуваемого в себе ужаса перед
жизнью, и мы бессознательно сторонимся трагедии.
Правда, Дионис
являлся, между прочим, и носителем половых восторгов, фаллус был одним из его символов на празднике Дионисий; но и эти половые восторги для все разрывающего Диониса не имели целью продолжения
жизни.
Это до такой степени въелось в нравы, что никто даже не замечает, что тут кроется самое дурацкое противоречие, что правда
жизни является рядом с правдою лицемерия и обе идут рука об руку, до того перепутываясь между собой, что становится затруднительным сказать, которая из этих двух правд имеет более прав на признание.
Наконец, еще третье предположение: быть может, в нас проснулось сознание абсолютной несправедливости старых порядков, и вследствие того потребность новых форм
жизни явилась уже делом, необходимым для удовлетворения человеческой совести вообще? — но в таком случае, почему же это сознание не напоминает о себе и теперь с тою же предполагаемою страстною настойчивостью, с какою оно напоминало о себе в первые минуты своего возникновения? почему оно улетучилось в глазах наших, и притом улетучилось, не подвергаясь никаким серьезным испытаниям?
Неточные совпадения
Я поместил в этой книге только то, что относилось к пребыванию Печорина на Кавказе; в моих руках осталась еще толстая тетрадь, где он рассказывает всю
жизнь свою. Когда-нибудь и она
явится на суд света; но теперь я не смею взять на себя эту ответственность по многим важным причинам.
Хозяин
являлся праздничный, веселый, с осанкой богатого барина, с походкой человека, которого
жизнь протекает в избытке и довольстве.
Шум, хохот, беготня, поклоны, // Галоп, мазурка, вальс… Меж тем // Между двух теток, у колонны, // Не замечаема никем, // Татьяна смотрит и не видит, // Волненье света ненавидит; // Ей душно здесь… Она мечтой // Стремится к
жизни полевой, // В деревню, к бедным поселянам, // В уединенный уголок, // Где льется светлый ручеек, // К своим цветам, к своим романам // И в сумрак липовых аллей, // Туда, где он
являлся ей.
Тут
являлось даже несколько более того, о чем он мечтал:
явилась девушка гордая, характерная, добродетельная, воспитанием и развитием выше его (он чувствовал это), и такое-то существо будет рабски благодарно ему всю
жизнь за его подвиг и благоговейно уничтожится перед ним, а он-то будет безгранично и всецело владычествовать!..
Лариса. Что вы говорите! Разве вы забыли? Так я вам опять повторю все сначала. Я год страдала, год не могла забыть вас,
жизнь стала для меня пуста; я решилась наконец выйти замуж за Карандышева, чуть не за первого встречного. Я думала, что семейные обязанности наполнят мою
жизнь и помирят меня с ней.
Явились вы и говорите: «Брось все, я твой». Разве это не право? Я думала, что ваше слово искренне, что я его выстрадала.