Неточные совпадения
Глядя в глаза
Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности
жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих…
Но — боже мой! Где же вокруг видел Ницше этих добрых и мягких? Чему они помешали, что задержали? Кто творил вокруг Ницше реальную
жизнь? Бисмарк и Лассаль, Ротшильд и Маркс,
Наполеон III и Гарибальди, Галлифе и Бланки, Абдул-Гамид и Биконсфильд, Муравьев-Виленский и Чернышевский, Победоносцев и Желябов, — какие всё «мягкие»! Какие всё «добрые»! Неужели вправду величайшею угрозою для века этих людей был… Диккенс, что ли?
Когда здесь жил, в деревне, Рафаил Михайлыч [Рафаил Михайлыч — Зотов (1795—1871), писатель и драматург, театральный деятель, автор широко известных в свое время романов «Леонид или черты из
жизни Наполеона I» и «Таинственный монах».], с которым мы были очень хорошо знакомы и почти каждый день видались и всегда у них брали книги.
История на каждом шагу доказывает это. Брожение народов запада, в конце прошлого века, и стремление их на восток объясняется ли деятельностью Людовиков XIV-го, XV-го и XVI-го, их любовниц, министров,
жизнью Наполеона, Руссо, Дидерота, Бомарше и других?
Может быть, этот анекдот несправедлив; но, прочтя со вниманием всю политическую и военную
жизнь Наполеона, как не скажешь: si non è vero è ben trovato (если неверно, то хорошо придумано (итал.)) (Прим. автора.)]
Неточные совпадения
«Мизантропия, углубленная до безумия. Нет, — каким должен быть вождь,
Наполеон этих людей? Людей, которые видят счастье
жизни только в сытости?»
— Такая судорога была у
Наполеона Бонапарта в лучшие моменты его
жизни.
Наутро опять
жизнь, опять волнения, мечты! Он любит вообразить себя иногда каким-нибудь непобедимым полководцем, перед которым не только
Наполеон, но и Еруслан Лазаревич ничего не значит; выдумает войну и причину ее: у него хлынут, например, народы из Африки в Европу, или устроит он новые крестовые походы и воюет, решает участь народов, разоряет города, щадит, казнит, оказывает подвиги добра и великодушия.
В «Войне и мире» не только «мир» побеждает «войну», но и вообще реальность «частной»
жизни побеждает призрачность
жизни «исторической», детская пеленка, запачканная в зеленое и желтое, оказывается существеннее, глубже всех
Наполеонов и всех столкновений Запада и Востока.
Я после и прежде встречал в
жизни много мистиков в разных родах, от Виберга и последователей Товянского, принимавших
Наполеона за военное воплощение бога и снимавших шапку, проходя мимо Вандомской колонны, до забытого теперь «Мапа», который сам мне рассказывал свое свидание с богом, случившееся на шоссе между Монморанси и Парижем.