Цитаты со словом «божество»
Но перед Левиным встает, как сам он чувствует, «опасный» вопрос: «Ну, а евреи, магометане, конфуцианцы, буддисты, что же они такое?» Левин отвечает: «Вопроса о других верованиях и их отношениях к
божеству я не имею права и возможности решить». Кто же тогда дал ему право решать вопрос о христианских верованиях, — решать, что именно моральное содержание христианства единственно дает людям силу жизни?
«Жизнь есть все. Жизнь есть бог. Все перемещается, движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания
божества. Любить жизнь — любить бога. Труднее и блаженнее всего — любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Жизнь есть все. Жизнь есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания
божества. Любить жизнь — любить бога».
В книге своей «О рождении трагедии» молодой Ницше воскресил из греческой старины колоссальные образы двух главных эллинских
божеств — Аполлона и Диониса.
Восстановим в общих чертах образы двух этих эллинских
божеств, как их понимал Ницше.
Жизнь есть проявление
божества страдающего.
Создавая миры,
божество освобождается от гнета избытка и преизбытка, от страдания теснящихся в нем контрастов.
Как, — спрашивает Ницше, — согласуется светлый мир Аполлона и остальных олимпийских
божеств с этою зловещею мудростью?
Аполлон не будет для нас
божеством, набрасывающим на истину блестящий покров «иллюзии», Дионис не будет божеством, сбрасывающим этот светлый, обманчивый покров с «истины». И тот, и другой бог будут для нас лишь фактами различного религиозного отношения к жизни.
Необходимо совершенно отрешиться от укоренившихся в нас религиозных представлений, чтоб понять такое отношение к
божеству.
Гомер видит в них проявление живой воли
божества, действия реально существующей Судьбы.
Кто, вопреки
божеству, осмелится с мужем сражаться,
Богом хранимым, беда над главой того быстрая грянет.
Нет, аргивяне меня не осудят, когда уступлю я
Гектору сильному в брани: от бога воинствует Гектор.
Мы слишком привыкли соединять с
божеством представление о высшем нравственном совершенстве.
Поэтому наличность в жизни зла и несправедливости властно ставит перед нами задачу теодицеи, задачу оправдания
божества перед лицом мирового зла.
Жуткие образы догомеровских
божеств, свирепых и злобных, рассеивались, как ночные призраки, мир очищался от населявшей его таинственной нечисти.
Подобно большинству крупных греческих богов, Аполлон создался из слияния целого ряда разнообразнейших местных
божеств. Постепенно из бога стад, из бога растительности, из бога солнечного света образовался колоссальный образ-символ, вмещающий в себе все существеннейшие стороны одного цельного, определенного, всеисчерпывающего отношения к жизни.
Через радость свою эллин приобщался
божеству. Не с покаянными вздохами шел он к своим богам, не с мольбами о помиловании. Он шел к ним в белой одежде, с венком из цветов на голове — символом радости; танцами молился им и хороводами.
В любви к женщине и в мирном покое домашнего очага, в красоте мужского и женского тела, в состязаниях в силе и ловкости, в веселом пире и танце — везде эллин чувствовал присутствие и благословение
божества.
Божество не должно видеть того, что творится, это оскорбляет его взор.
В другое время, заключенный в отдельное свое существование, он мог только противопоставлять себя этой силе, робко поклоняясь ей; но в эти часы высшего подъема пламенное переполнение духа разбивало все грани и вело к целостному единению с этою силою; здесь собственная жизнь человека терялась на мгновение в жизни
божества».
Жизнь была для фракийца чем-то противоположным и враждебным
божеству, тело — душе.
Живая жизнь есть страдание и унижение
божества, есть его растерзание; тело — темница, в которой томится душа, отторгнутая от своей родной, божественной стихии, тяжко страдающая в своем обособлении.
Жизнь
божества — вне нашей низменной жизни, жизнь души — вне нашего темного тела.
Для нас не новая религия служит причиною изменения народного богочувствования. Скорее наоборот: только изменившееся отношение народа к
божеству и жизни делает возможным не формальное, а действительно внутреннее усвоение новой религии. Рассмотрим же прежде всего те внутренние изменения в эллинском духе, которые сделали возможным завоевание Эллады Дионисом. Ярко и цельно эти изменения выражаются в послегомеровской литературе.
Если на этих людей спускалось даже счастье, то и оно отравлялось мыслью: прочно ли оно? «Мудрый» должен был непрестанно помнить, что «человек есть чистейший случай», — как выражается Солон. Он говорит у Геродота Крезу: «Счастливым я не могу тебя назвать прежде чем я не узнал, что ты счастливо кончил свою жизнь. В каждом деле нужно смотреть на окончание, которым оно увенчивается; ибо многих людей
божество поманило счастьем, а потом ввергло в погибель».
Завистливо-подстерегающими глазами следит за человеком
божество, прочная радость смертного, его счастье для божества невыносимы.
«Всякое
божество завистливо и тревогою преисполняет человека», — говорит Геродот.
Друг Поликрата Амазис порывает с ним отношения и в письме к нему объясняет это так: «Меня пугает твое великое счастье, ибо я знаю, как завистливо
божество».
«И этим
божество показало, — говорит Геродот, — что для человека лучше умереть, чем жить».
Жизнь глубоко обесценилась. Свет, теплота, радость отлетели от нее. Повсюду кругом человека стояли одни только ужасы, скорби и страдания. И совершенно уже не было в душе способности собственными силами преодолеть страдание и принять жизнь, несмотря на ее ужасы и несправедливости. Теперь
божество должно держать ответ перед человеком за зло и неправду мира. Это зло и неправда теперь опровергают для человека божественное существо жизни. Поэт Феогнид говорит...
Прежнему эллину — мы это уже видели — подобные вопросы были глубоко чужды. Жизнь и
божество он умел оправдать из силы собственного духа.
Жизнь есть тяжкое страдание растерзанного
божества.
Долгим и скорбным путем, переселяясь из тела в тело, душа должна очиститься от земной скверны, пока, наконец, не удостоится полного освобождения от оков земной жизни и не сольется с
божеством.
Суть этого благочестия — в обращении к
божеству, в отречении от земной жизни, от всего, что привязывает к ней.
Но «лучезарному венцу пассивности», лежащему на голове Эдипа, Ницше противопоставляет «венец активности», сияющий на челе эсхиловского Прометея. В «Скованном Прометее» он видит прославление дерзкой, несокрушимой человеческой воли, смело идущей даже против
божества. Основную мысль трагедии Ницше выражает в известном обращении к Зевсу Прометея гетевского...
Так, действительно, и кончалась борьба дерзкого духа человеческого против
божества: Прометей сообщал Зевсу тайну, которую тот старался у него вырвать, смирялся перед своим мучителем и, освобожденный, надевал на голову, как знак полного своего подчинения, венок из ивы: прутьями ивы в древности скручивали руки пленным и рабам. И на руку он надевал кольцо из железа своих цепей.
То был первообраз человека, выразитель его высших и сильнейших возбуждений, как воодушевленный мечтатель, приведенный в восторг близостью бога, как разделяющий его страдания товарищ, в котором отражаются муки
божества, как вещатель мудрости, исходящей из самых глубин природы.
В той узкой области переживаний, которую захватывал первоначальный дифирамб хора сатиров, настроение глубокой пассивности было вполне естественным. Что такое, по Ницше, были эти сатиры? Гении природы, приведенные в восторг близостью бога, разделяющие его страдания товарищи, в которых отражаются муки
божества. «Хор, — говорит Ницше, — созерцает в видении господина и учителя Диониса, он видит, как бог страждет и возвеличивается, и поэтому сам не принимает участия в действии».
Черною тучею висит над человеком «сумрачная, тяжкодарная судьба»; жизнь темна и полна страданий, счастье непрочно и обманчиво. Как жить? Можно на миг забыться в страдании, опьяниться им, как вином. Но в ком есть хоть капля жизненного инстинкта, тот никогда не сможет примириться с такою жизнью. А жить надо — жить под властью
божества, непрерывно сыплющего на человека одни только страдания и ужасы. Кто же виноват в этих страданиях и ужасах, как не божество?
Эллин гомеровский, умевший оправдывать мир силою собственного духа, не приставал к
божеству с упреками за зло мира и с требованиями оправдаться в нем.
Загадочными окольными путями человек приходит к тому, что готов снова подставить голову под страдания, за которые сейчас только проклинал
божество, и добровольно надевает на руку железное кольцо of цепи, которою был окован.
Мир был для Ницше творением
божества страдающего и растерзанного.
«Религия Диониса — религия мистическая, — говорит Вячеслав Иванов, — и душа мистики есть обожествление человека, через благодатное ли приближение
божества к человеческой душе, доходящее до полного их слияния, или через внутреннее прозрение на истинную и непреходящую сущность «я».
Эту новую песню сам Ницше и пропел миру. Пригвожденный ко кресту, со смертною мукою и отчаянием в душе, он славил ясность мира и радость небес. Только такую радость он и знал. Только так смог он понять и радость аполлоновского эллина: что такое светлый мир его
божеств? Не больше, как «восхитительные видения истязуемого мученика».
Якоб Буркгардт отмечает одну характерную особенность бога Диониса. «От всех других эллинских
божеств, — говорит он, — Дионис отличается, между прочим, тем, что он фанатическим образом требует своего прославления и признания; он один проявляет заботу и ярость, когда ему повсюду не служат».
Saeva laesi numinis ira (страшный гнев оскорбленного
божества.
Вера, при которой
божество исходит непосредственно из жизни, — аполлоновская вера Гомера, Франциска Ассизского, Гёте, Толстого, Уолта Уитмена, Рабиндраната Тагора, — вера эта не требует обязательно от человека формального признания божества.
Род однодневный!
Что — кто-нибудь? И что — никто?
Лишь сновиденье тени — человек,
Но если луч падет от
божества,
То светом ярким озаряет он
Людей, и сладостною станет жизнь…
Совсем другое дело, если в эти пять секунд вечной гармонии мне действительно открывается
божество, если смятенною своею душою я соприкасаюсь с реально существующею, таинственною и великою первоосновою бытия.
Вы не чувствуете запаха разлагающегося
божества? — и боги ведь разлагаются!
Цитаты из русской классики со словом «божество»
То, что утверждает Мальбранш, совершенно бесспорно, однако применимо не прямо к
Божеству, одновременно миру трансцендентному и имманентному, но к Его «образу и сиянию» в мире, к божественной Софии: мы познаем вещи, все (πάν) не непосредственно в Боге, но в Софии.
Обожение невозможно, если человек изначально божественен и часть
Божества, и оно невозможно, если человек лишь грех и ничто, если абсолютная бездна отделяет человека и Бога.
Человеческая природа — ничто, взятая сама по себе, самоутверждающаяся, но она божественна, могущественна в единении с
Божеством.
Чужды раболепствования не токмо в том, что благоговение наше возбуждать может, но даже и в люблении нашем, мы, отдавая справедливость великому мужу, не возмним быти ему богом всезиждущим, не посвятим его истуканом на поклонение обществу и не будем пособниками в укоренении какого-либо предрассуждения или ложного заключения. Истина есть высшее для нас
божество, и если бы всесильный восхотел изменить ее образ, являяся не в ней, лице наше будет от него отвращенно.
Он совершается в вечности и означает не рождение Бога, которого раньше не было, а божественную мистерию, вечную эзотерическую жизнь
Божества, вечное богорождение из Ungrund’a.
Ассоциации к слову «божество»
Синонимы к слову «божество»
Синонимы к слову «Божество»
Предложения со словом «божество»
- Избавившись от папы весьма жестоким способом, он стал верховным божеством.
- Смерды, скинув шапки, торопливо крестились и кланялись древнему божеству, бояре тоже не удержались и осенили себя крестами.
- Только на верхней платформе располагался небольшой храм главного божества – хранителя города.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «божество»
Значение слова «божество»
Афоризмы русских писателей со словом «божество»
- Умей творить из самых малых крох.
Иначе для чего же ты, кудесник?
Среди людей ты божества наместник,
Так помни, чтоб в словах твоих был бог.
- Прекрасная женщина всегда божество, особливо если мила и умна, если хочет нравиться. Но где она привлекательнее? — За арфой, за книгою, за пяльцами, за молитвою или в кадрили? — Нет совсем! — а за столом, когда делает салат.
- Свобода смелая — свободы божество.
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно