Андрей Иванович подвыпил, ему хотелось теперь не слушать, а говорить самому.
Выпивая рюмку за рюмкой, он стал говорить о свете знания, о святости труда, о широком и дружном товариществе.
Неточные совпадения
Снова раздались говор, смех, шутки.
Пили, чокаясь стаканами. Приказчик из мануфактурного магазина Семыкин, молодой человек с ярко-красным галстуком, тщетно умолял
выпить хоть
рюмку пива двух сестер, модисток Вереевых. Они смеялись и отказывались. Семыкин
выпивал стакан пива и возобновлял свои мольбы. Ляхов сидел, забившись в угол
за комодом, и молча
пил стакан
за стаканом.
Ляхов продолжал
пить стакан
за стаканом,
рюмку за рюмкой; он вообще
пил всегда очень быстрым темпом. Лицо его становилось бледнее, глаза блестели. Несколько раз он уже оглядел Катерину Андреевну загадочным взглядом. Сестры кончили
петь «Мой костер в тумане светит». Ляхов вдруг поднял голову и громко сказал...
В следующую субботу, после получки, Андрей Иванович зашел в «Сербию»
выпить рюмку коньяку. В отрепанном пальто, исхудалый, с частым, хрипящим дыханием, он медленно подошел к буфету, не глядя по сторонам. Как раз возле буфета сидели
за столиком Ляхов, Ермолаев и еще трое подмастерьев.
Андрей Иванович
выпил одну
рюмку, сейчас же
за нею другую и закусил мятной лепешечкой.
Нужно ли рассказывать читателю, как посадили сановника на первом месте между штатским генералом и губернским предводителем, человеком с свободным и достойным выражением лица, совершенно соответствовавшим его накрахмаленной манишке, необъятному жилету и круглой табакерке с французским табаком, — как хозяин хлопотал, бегал, суетился, потчевал гостей, мимоходом улыбался спине сановника и, стоя в углу, как школьник, наскоро перехватывал тарелочку супу или кусочек говядины, — как дворецкий подал рыбу в полтора аршина длины и с букетом во рту, — как слуги, в ливреях, суровые на вид, угрюмо приставали к каждому дворянину то с малагой, то с дрей-мадерой и как почти все дворяне, особенно пожилые, словно нехотя покоряясь чувству долга,
выпивали рюмку за рюмкой, — как, наконец, захлопали бутылки шампанского и начали провозглашаться заздравные тосты: все это, вероятно, слишком известно читателю.
Сообразив все это, он
выпивает рюмку за рюмкой, и не только предает забвению вопрос о небытии, но вас же уму-разуму учит, как вам это бытие продолжить, упрочить и вообще привести в цветущее состояние.
Он, морщась, с видом крайнего отвращения
пил рюмку за рюмкой, и Ромашов видел, как понемногу загорались жизнью и блеском и вновь становились прекрасными его голубые глаза.
В настоящем случае ром до того вонял клопом, что все пассажиры инстинктивно начали чесаться, а офицер,
выпивая рюмку за рюмкой, в скором времени ощутил себя окруженным видениями.
Неточные совпадения
Он то и дело подливал да подливал; чего ж не допивали гости, давал допить Алексаше и Николаше, которые так и хлопали
рюмка за рюмкой, а встали из-за стола — как бы ни в чем не бывали, точно
выпили по стакану воды.
Конечно, не один Евгений // Смятенье Тани видеть мог; // Но целью взоров и суждений // В то время жирный
был пирог // (К несчастию, пересоленный); // Да вот в бутылке засмоленной, // Между жарким и блан-манже, // Цимлянское несут уже; //
За ним строй
рюмок узких, длинных, // Подобно талии твоей, // Зизи, кристалл души моей, // Предмет стихов моих невинных, // Любви приманчивый фиал, // Ты, от кого я пьян бывал!
И себя он не выдал, и других не задел; кстати посмеялся над семинарскою латынью и заступился
за своего архиерея; две
рюмки вина
выпил, а от третьей отказался; принял от Аркадия сигару, но курить ее не стал, говоря, что повезет ее домой.
Подойдя к столу, он
выпил рюмку портвейна и, спрятав руки
за спину, посмотрел в окно, на небо, на белую звезду, уже едва заметную в голубом, на огонь фонаря у ворот дома. В памяти неотвязно звучало:
— Тайна сия велика
есть! — откликнулся Лютов, чокаясь с Алиной коньяком, а опрокинув
рюмку в рот, сказал, подмигнув: — Однако полагаю, что мы с тобою — единоверцы: оба верим в нирвану телесного и душевного благополучия. И —
за веру нашу ненавидим себя; знаем: благополучие — пошлость, Европа с Лютером, Кальвином, библией и всем, что не по недугу нам.