Неточные совпадения
— К Корытовым в угол новая жиличка въехала. Жена конторщика. Конторщик под новый год помер, она с тремя ребятами осталась. То-то бедность! Мебель, одежду — все заложили, ничего
не осталось. Ходит
на водочный завод бутылки полоскать, сорок копеек получает за день. Ребята рваные, голодные, сама отрепанная.
— Говорит мне: то-то дура я была! Замужем жила, ни о чем
не думала. Ничего я
не умею, ничему
не учена… Как жить теперь? Хорошо бы кройке научиться, —
на Вознесенском пятнадцать рублей берут за обучение, в три месяца обучают. С кройкой всегда деньги заработаешь. А где теперь учиться? О
том только и думаешь, чтоб с голоду
не помереть.
— Тебе же бы от этого помощь была, — снова заговорила Александра Михайловна. — Ты вот все меньше зарабатываешь: раньше семьдесят — восемьдесят рублей получал, а нынче хорошо, как сорок придется в месяц, да и
то когда
не хвораешь; а теперь и совсем пустяки приносишь; хозяин вон вперед уж и давать перестал, а мы и в лавочку
на книжку задолжали, и за квартиру второй месяц
не платим; погребщик сегодня сказал, что больше в долг
не будет отпускать. А тогда бы все-таки помощь была тебе.
Ты прежде всего должна быть порядочной женщиной; а если женщина поступает
на работу,
то ей приходится забыть свой стыд и стать развратной, иначе она ничего
не заработает.
— Тогда бы ты уж должен больше о нас заботиться…
На черный день у нас ничего нету. Вон, когда ты у Гебгарда разбил хозяйской кошке голову, сколько ты? — всего два месяца пробыл без работы, и
то чуть мы с голоду
не перемерли. Заболеешь ты, помрешь — что мы станем делать? Мне что, мне-то все равно, а за что Зине пропадать? Ты только о своем удовольствии думаешь, а до нас тебе дела нет. Товарищу ты последний двугривенный отдашь, а мы хоть по миру иди; тебе все равно!
После
того как Андрей Иванович и Ляхов ушли в «Сербию», Александра Михайловна перемыла посуду, убрала стол и села к окну решать задачу
на именованные числа. По воскресеньям Елизавета Алексеевна, воротившись из школы, по просьбе Александры Михайловны занималась с нею. Правду говоря, большого желания учиться у Александры Михайловны
не было; но она училась, потому что училась Елизавета Алексеевна и потому, что учение было для Александры Михайловны запретным плодом.
— «Здоровье доставать»… Как вы будете здоровье доставать? — возразил Андрей Иванович. — Тогда нужно отказаться от знания, от развития; только
на фабрике двенадцать часов поработать, — и
то уж здоровья
не достанешь… Нет, я о таких девушках очень высоко понимаю. В чем душа держится, кажется, щелчком убьешь, — а какая сила различных стремлений, какой дух!
— Нет, Дмитрий Семенович, позвольте вам сказать откровенно: я
на этот счет с вашими мнениями
не согласен. Какой вред от
того, чтоб выпить иногда? Мы
не мальчики, нам невозможно обойтись без этого.
Этого они
не поймут, — ну, а между прочим, сами замечают, что в нынешнее время везде
на заводах больше ценят молодого рабочего, чем который двадцать лет работает, — особенно в нашем машиностроительном деле; старик,
тот только «по навыку» может:
на двухтысячную дюйма больше или меньше понадобилось, он уж и стоп!
На первой неделе великого поста, в четверг, были именины Андрея Ивановича. Он собрался праздновать их, как всегда, очень широко. Александра Михайловна плакала и убеждала его быть
на этот раз поэкономнее; Андрей Иванович начал доказывать, что и без
того покупается лишь самое необходимое, но потерял терпение, обругал Александру Михайловну и велел ей,
не рассуждая, идти и купить, что нужно.
Андрей Иванович пролежал больной с неделю. Ему заложило грудь, в левом боку появились боли; при кашле стала выделяться кровь. День шел за днем, а Андрей Иванович все
не мог освоиться с
тем, что произошло: его, Андрея Ивановича, при всей мастерской отхлестали по щекам, как мальчишку, — и кто совершил это? Его давнишний друг, товарищ! И этот друг знал, что он болен и
не в силах защититься! Андрей Иванович был готов биться головою об стену от ярости и негодования
на Ляхова.
О Картавцове Андрей Иванович вспоминал
не иначе, как с умилением: этого Картавцова он всегда так беспощадно и жестоко преследовал, — а
тот, забыв все обиды, первый бросился ему
на выручку…
Он вошел в мастерскую, стараясь ни
на кого
не смотреть, стыдясь
того оскорбления, которое он получил. Начатые им псалтыри — заказ
не спешный — лежали в его верстаке нетронутыми. Андрей Иванович начал вставлять книги в тиски.
— Ну, знаете, если об этом говорить,
то ведь в конце концов он может вас избить и
на улице, и у вас
на квартире, — Семидалов старался
не встретиться с упорным, пристальным взглядом Андрея Ивановича.
Для Андрея Ивановича начались ужасные дни. «Ты — нищий, тебя держат из милости, и ты должен все терпеть», — эта мысль грызла его днем и ночью. Его могут бить, могут обижать, — Семидалов за него
не заступится; спасибо уж и
на том, что позволяет оставаться в мастерской; Семидалов понимает так же хорошо, как и он сам, что уйти ему некуда.
Они долго обсуждали, чем заняться Александре Михайловне. Выбор был небогатый, — Александра Михайловна толком ничего
не умела делать;
на языке ее несколько раз вертелся упрек, что вот теперь бы и пригодилось, если бы Андрей Иванович вовремя позволил ей учиться; но высказать упрек она
не осмелилась. Решили, что Александра Михайловна поступит пачечницей
на ту же фабрику, где работала Елизавета Алексеевна.
На темной улице было пустынно и тихо. Чуть таяло. Андрей Иванович задумчиво шел. Он хорошо заметил, как Ляхов испугался его угрозы. И ему было странно, как это ему до сих пор
не пришла в голову мысль о таком исходе. Конечно, он так и поступит: напьется, придет в мастерскую и
на глазах у всех изобьет Ляхова до полусмерти; когда же хозяин вознегодует,
то Андрей Иванович удивленно ответит ему: «Ведь у вас в мастерской драться позволяется!»
— Нет, так, из жалости привезла его, — быстро ответила женщина, видимо
не любившая молчать. — Иду по пришпехту, вижу — мальчонка
на тумбе сидит и плачет. «Чего ты?» Тряпичник он, третий день болеет; стал хозяину говорить,
тот его за волосья оттаскал и выгнал
на работу. А где ему работать! Идти сил нету! Сидит и плачет; а
на воле-то сиверко, снег идет, совсем закоченел… Что ж ему, пропадать, что ли?
— Говорит: можешь
на прием ходить. А
то в другую больницу ступай… Уж
не знаю…
— Пока
на фабрике, — устало ответила Александра Михайловна. — Уж
не знаю, нужно будет чего другого поискать. Работаешь, а все без толку… Семидалов к себе зовет, в фальцовщицы. Говорит, всегда даст мне место за
то, что ты у него в работе потерял здоровье. Научиться можно в два месяца фальцевать; все-таки больше заработаешь, чем
на пачках.
Ляхов странными, что-то таящими в себе глазами оглядывал Александру Михайловну, и она, волнуясь, сама
того не замечая, оправляла юбку и нащупывала пальцами, все ли пуговицы застегнуты
на груди.
— Такой нахал этот Ляхов, просто я
не понимаю! — сказала она. — С самого
того времени, как Андрей Иванович помер,
не дает мне нигде проходу. В мастерской пристает,
на улице,
на квартире вот… И придумать
не могу, как мне от него отделаться!
За веленевые листы платят почти столько же, сколько за обыкновенные; между
тем фальцевать веленевую бумагу много труднее: номеров страниц
не видно даже
на свет, приходится отгибать углы, чтоб номер пришелся
на номер; бумага ломается, при сгибании образуются складки.
— Теперь уж нельзя: обручальные кольца куплены… А только
не дай бог, чтоб
тот на обручение или
на свадьбу ко мне попал, — то-то мне будет стыдно!
— До чего я толстею! Запонка
не сходится, пришлось
на самый край перешить пуговку… Вот Лелька,
та сухая, как кошка: идет гулять, за корсет полотенце запихивает. А мне этого
не надо, у меня все свое, натуральное…
— Нет, нет,
не трудитесь! Я к вам только
на одну минуточку, спросить хотела: где вы бумазею покупали к
той вон кофточке, в которой
на празднике были?
— Господи, господи, что же это такое! — сказала Александра Михайловна. — То-то я сегодня утром шла, смотрю, как будто
на той стороне Таня идет; кутает лицо платком, отвертывается… Нет, думаю,
не она. А выходит, к нему шла… И какой со мною грех случился! — стала она оправдываться перед собою. — Хотела к ней утром зайти,
не поспела, девчонка задержала. А после работы зашла, уж
не было ее дома…
«А зачем было так плохо поминать и Лестмана?» — вдруг мелькнуло у ней в голове. И осторожно, стараясь
не натолкнуться в мыслях
на возражения, Александра Михайловна продолжала думать: «Он
не то, что другие; за нехорошим он
не гонится, все хочет сделать по-честному».
Неточные совпадения
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья
не хватает даже
на чай и сахар. Если ж и были какие взятки,
то самая малость: к столу что-нибудь да
на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек,
то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ, что
на жизнь мою готовы покуситься.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет!
Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать
не куды пошло! Что будет,
то будет, попробовать
на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом,
то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Один из них, например, вот этот, что имеет толстое лицо…
не вспомню его фамилии, никак
не может обойтись без
того, чтобы, взошедши
на кафедру,
не сделать гримасу, вот этак (делает гримасу),и потом начнет рукою из-под галстука утюжить свою бороду.
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою
не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что и
на свете еще
не было, что может все сделать, все, все, все!
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее.
Не похоже,
не похоже, совершенно
не похоже
на то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я
не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь знать, что такое хорошие правила и солидность в поступках.
