Неточные совпадения
— Потому,
что твое
дело — хозяйство. У тебя и так все не
в порядке; посмотри, какой самовар грязный, посмотри, какая пыль везде. Словно
в свином хлеве живем, как мужики! Ты лучше бы вот за этим смотрела!
Андрей Иванович сидел у стола, положив кудлатую голову на руку и устремив блестящие глаза
в окно. Он был поражен настойчивостью Александры Михайловны: раньше она никогда не посмела бы спорить с ним так упорно; она пытается уйти из-под его власти, и он знает, чье тут влияние; но это ей не удастся, и он сумеет удержать Александру Михайловну
в повиновении. Однако, чтоб не давать ей вперед почвы для попреков, Андрей Иванович решил,
что с этого
дня постарается как можно меньше тратить на самого себя.
—
Что ты орешь? — строго заметила Александра Михайловна. — Главное — «ай»! Как будто
в самом
деле есть
чего!.. Не бегала бы по двору до ночи, так и не было бы холодно. На дворе грязь, слякоть, а она бегает.
Елизавета Алексеевна побежала
в дворницкую. У дверей стоял, щелкая подсолнухи, молодой дворник. Узнав,
в чем дело, он усмехнулся под нос и моментально исчез где-то за дровами. Сегодня, по случаю праздника,
в доме все были пьяны и чуть не из каждой квартиры неслись стоны и крики истязуемых женщин и детей. Наивно было соваться туда.
—
В чем дело, Катерина Андреевна?
Что случилось?
—
Дело не
в деньгах, а
в равноправенстве. Женщина должна быть равна мужчине, свободна. Она такой же человек, как и мужчина. А для этого она должна быть умна, иначе мужчина никогда не захочет смотреть на нее, как на товарища. Вот у нас девушки работают
в мастерской, — разве я могу признать
в них товарищей, раз
что у них нет ни гордости, ни ума, ни стыда? Как они могут постоять за свои права? А Елизавету Алексеевну я всегда буду уважать, все равно,
что моего товарища.
Этого они не поймут, — ну, а между прочим, сами замечают,
что в нынешнее время везде на заводах больше ценят молодого рабочего,
чем который двадцать лет работает, — особенно
в нашем машиностроительном
деле; старик, тот только «по навыку» может: на двухтысячную дюйма больше или меньше понадобилось, он уж и стоп!
— Вы заходите, Дмитрий Семенович! Я так вам рад!.. Голубчик! Знаете, есть
в груди вопросы, как говорится… (Андрей Иванович повел пальцами перед жилетом), — как говорится, — насущные… Накипело
в ней от жизни, хочется с кем-нибудь
разделить свои мнения… Да! Вот еще! Я вас кстати хочу попросить: нет ли у вас сейчас
чего хорошенького почитать? Недосуг было это время раздобыться.
— Ты
чего не
в свое
дело суешься? Зачем ты меня вчера с Катькой поссорил?
Андрей Иванович пролежал больной с неделю. Ему заложило грудь,
в левом боку появились боли; при кашле стала выделяться кровь.
День шел за
днем, а Андрей Иванович все не мог освоиться с тем,
что произошло: его, Андрея Ивановича, при всей мастерской отхлестали по щекам, как мальчишку, — и кто совершил это? Его давнишний друг, товарищ! И этот друг знал,
что он болен и не
в силах защититься! Андрей Иванович был готов биться головою об стену от ярости и негодования на Ляхова.
— Нет! — решительно ответил Семидалов. — Я ему сказал,
что оставлю его лишь
в том случае, если вы его простите. Откровенно говоря, лишиться мне его теперь очень невыгодно: вы знаете, какой он хороший золотообрезчик, а пасха на носу, заказов много… Но, во всяком случае, все
дело совершенно зависит от вас.
— Ваше
дело!.. Правду говоря, мне немного странно,
что вы относитесь так к вашему старинному товарищу; вы должны бы знать,
что у него действительно были большие неприятности; невеста его бросила, он все время пьяный валяется по углам, — со стороны смотреть жалко; притом он сам себе теперь не может простить,
что так оскорбил вас. Все это не мешало бы принять
в расчет.
Для Андрея Ивановича начались ужасные
дни. «Ты — нищий, тебя держат из милости, и ты должен все терпеть», — эта мысль грызла его
днем и ночью. Его могут бить, могут обижать, — Семидалов за него не заступится; спасибо уж и на том,
что позволяет оставаться
в мастерской; Семидалов понимает так же хорошо, как и он сам,
что уйти ему некуда.
С каждым
днем ему становилось хуже; по ночам Андрей Иванович лихорадил и потел липким потом; он с тоскою ложился спать, потому
что в постели он кашлял, не переставая, всю ночь — до рвоты, до крови; сна совсем не было.
Александра Михайловна, получив от Андрея Ивановича разрешение работать, ревностно взялась за новое, непривычное
дело. По природе она была довольно ленива; но
в доме была такая нужда,
что Александра Михайловна для лишней копейки согласилась бы на какую угодно работу.
Александра Михайловна вспомнила,
что Катерина Андреевна как-то говорила ей,
что у них
в картонажной мастерской зарабатывают полтора рубля
в день.
У него спиралось дыхание от злобы и бешенства: ему, Андрею Ивановичу, как нищему, приходится ждать милости от Александры Михайловны! Захотелось
чего, — покланяйся раньше, попроси, а она еще подумает, дать ли. Как же, теперь она зарабатывает деньги, ей и власть, и все. До
чего ему пришлось дожить! И до
чего вообще он опустился,
в какой норе живет, как плохо одет, — настоящий ночлежник! А Ляхов, виновник всего этого, счастлив и весел, и товарищи все счастливы, и никому до него нет
дела.
С каждым
днем Андрей Иванович чувствовал себя хуже. Он стал очень молчалив и мрачен. На расспросы Александры Михайловны о здоровье Андрей Иванович отвечал неохотно и спешил перевести разговор на другое. То,
что ему рассказывала Александра Михайловна, он слушал с плохо скрываемою скукою и раздражением. И часто Александра Михайловна замечала
в его глазах тот угрюмый, злобный огонек, который появлялся у него
в последние недели при упоминании о Ляхове.
— Да, недаром покойник Андрей Иванович презирал женщин, — задумчиво сказала Александра Михайловна. — Смотрю я вот на наших девушек и думаю: верно ведь он говорил. Пойдет девушка на работу — бесстыдная станет, водку пьет. Андрей Иванович всегда говорил:
дело женщины — хозяйство, дети… И умирал, говорил мне: «Один завет тебе, Шурочка: не иди к нам
в мастерскую!» Он знал,
что говорил, он очень был умный человек…
Ввиду спешной работы
в мастерской работали и
в воскресенье до часу
дня. У Александры Михайловны с похмелья болела голова, ее тошнило, и все кругом казалось еще серее, еще отвратительнее,
чем всегда. Таня не пришла. У Александры Михайловны щемило на душе,
что и сегодня утром, до работы, она не проведала Таню: проспала, трещала голова, и нужно было спешить
в мастерскую, пока не заперли дверей. Александра Михайловна решила зайти к Тане после обеда.
«Жалко Танечку», — думала она. Но жалость была больше
в мыслях.
В душе с жалостью мешалось брезгливое презрение к Тане. Нет, она, Александра Михайловна, — она не пошла бы не только из-за пятидесяти рублей, а и с голоду бы помирала… Гадость какая! Она — честная, непродажная. И от этой мысли у нее было приятное ощущение чистоты, как будто она только
что воротилась из бани. Не легкое это
дело остаться честной, а она вот сохранила себя и всегда сохранит.
Неточные совпадения
Батюшка пришлет денежки,
чем бы их попридержать — и куды!.. пошел кутить: ездит на извозчике, каждый
день ты доставай
в кеятр билет, а там через неделю, глядь — и посылает на толкучий продавать новый фрак.
Хлестаков. Право, не знаю. Ведь мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я не могу жить без Петербурга. За
что ж,
в самом
деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и
в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет
дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать,
что он такое и
в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но
в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Что за черт!
в самом
деле! (Протирает глаза.)Целуются! Ах, батюшки, целуются! Точный жених! (Вскрикивает, подпрыгивая от радости.)Ай, Антон! Ай, Антон! Ай, городничий! Бона, как дело-то пошло!
— дворянин учится наукам: его хоть и секут
в школе, да за
дело, чтоб он знал полезное. А ты
что? — начинаешь плутнями, тебя хозяин бьет за то,
что не умеешь обманывать. Еще мальчишка, «Отче наша» не знаешь, а уж обмериваешь; а как разопрет тебе брюхо да набьешь себе карман, так и заважничал! Фу-ты, какая невидаль! Оттого,
что ты шестнадцать самоваров выдуешь
в день, так оттого и важничаешь? Да я плевать на твою голову и на твою важность!