Неточные совпадения
Он стал со мною здороваться. Подходил
в буфете, радушно глядя,
садился рядом, спрашивал стакан чаю. Я чувствовал, что чем-то ему нравлюсь. Звали его Печерников, Леонид Александрович, был он из ташкентской гимназии.
В моей петербургской студенческой жизни,
в моем развитии и
в отношении моем к жизни он сыграл очень большую роль, — не знаю до сих пор, полезную или вредную. Во всяком случае, много наивного и сантиментального, многое из «маменькиного сынка» и «пай-мальчика» слетело с меня под его влиянием.
Назавтра
в университетском
буфете пил чай. Подошел Печерников. Мое лицо стало напряженным. Он приветливо пожал мне руку,
сел рядом, хорошо заговорил о газетных новостях. Потом с лукавой усмешкой поглядел на меня поверх черных очков.
В буфете я старался
сесть поближе к месту, где он пил чай, притворялся, что читаю книгу, и с тайною враждою и завистью слушал, как он говорил о Плещееве, Надсоне и даже самом Михайловском как о личных знакомых.
Неточные совпадения
За церковью,
в углу небольшой площади, над крыльцом одноэтажного дома, изогнулась желто-зеленая вывеска: «Ресторан Пекин». Он зашел
в маленькую, теплую комнату,
сел у двери,
в угол, под огромным старым фикусом; зеркало показывало ему семерых людей, — они сидели за двумя столами у
буфета, и до него донеслись слова:
На руке своей Клим ощутил слезы. Глаза Варвары неестественно дрожали, казалось — они выпрыгнут из глазниц. Лучше бы она закрыла их. Самгин вышел
в темную столовую, взял с
буфета еще не совсем остывший самовар, поставил его у кровати Варвары и, не взглянув на нее, снова ушел
в столовую,
сел у двери.
Посмотря вслед ему, Клим прошел
в буфет,
сел в угол, к столу.
Плясать кончили, публика неистово кричала, аплодировала, китаец, взяв русалку под руку, вел ее
в буфет, где тоже орали, как на базаре, китаец заглядывал
в лицо Варвары, шептал ей что-то, лицо его нелепо расширялось, таяло, улыбался он так, что уши передвинулись к затылку. Самгин отошел
в угол,
сел там и, сняв маску, спрятал ее
в карман.
Они сами чувствовали это, и все трое, как бы смущенные своим величием, поспешно и скромно опуская глаза,
сели на свои резные кресла за покрытый зеленым сукном стол, на котором возвышался треугольный инструмент с орлом, стеклянные вазы,
в которых бывают
в буфетах конфеты, чернильница, перья, и лежала бумага чистая и прекрасная и вновь очиненные карандаши разных размеров.