Неточные совпадения
Самым любимым нашим публицистом в то
время был Михайловский. Чувствовалось, — путей не было и у него. Но он дорог был
революционной части молодежи за ярую борьбу с толстовством и с проповедью „малых дел“, за упорные призывы не забывать широких общественных задач.
Первый портрет — 1877 года, когда ей было двадцать пять лет. Девически-чистое лицо, очень толстая и длинная коса сбегает по правому плечу вниз. Вышитая мордовская рубашка под черной бархатной безрукавкой. На прекрасном лице — грусть, но грусть светлая, решимость и глубокое удовлетворение. Она нашла дорогу и вся живет
революционной работой, в которую ушла целиком. «Девушка строгого, почти монашеского типа». Так определил ее Глеб. Успенский, как раз в то
время познакомившийся с нею.
Теперь это был совсем другой человек: видимо,
революционное электричество, которым в то
время был перезаряжен воздух, встряхнуло и душу Чехова.
Но учится и работает не в том смысле, как в то
время это понималось в
революционной среде, а в специально чеховском смысле: учится вообще наукам и вообще работает, как, например, работали у Чехова дядя Ваня и Соня в пьесе «Дядя Ваня».
Сыграв в свое
время очень большую общественно-революционную роль, они под конец совершенно выдохнулись, стали серыми и скучными.
Я в это
время вращался в
революционной среде, часто виделся с Ив.
Неточные совпадения
Но в том-то именно и заключалась доброкачественность наших предков, что как ни потрясло их описанное выше зрелище, они не увлеклись ни модными в то
время революционными идеями, ни соблазнами, представляемыми анархией, но остались верными начальстволюбию и только слегка позволили себе пособолезновать и попенять на своего более чем странного градоначальника.
Он прочел руководящую статью, в которой объяснялось, что в наше
время совершенно напрасно поднимается вопль о том, будто бы радикализм угрожает поглотить все консервативные элементы и будто бы правительство обязано принять меры для подавления
революционной гидры, что, напротив, «по нашему мнению, опасность лежит не в мнимой
революционной гидре, а в упорстве традиционности, тормозящей прогресс», и т. д.
У нас все в голове
времена вечеров барона Гольбаха и первого представления «Фигаро», когда вся аристократия Парижа стояла дни целые, делая хвост, и модные дамы без обеда ели сухие бриошки, чтоб добиться места и увидать
революционную пьесу, которую через месяц будут давать в Версале (граф Прованский, то есть будущий Людовик XVIII, в роли Фигаро, Мария-Антуанетта — в роли Сусанны!).
Славное было
время, события неслись быстро. Едва худощавая фигура Карла Х успела скрыться за туманами Голируда, Бельгия вспыхнула, трон короля-гражданина качался, какое-то горячее,
революционное дуновение началось в прениях, в литературе. Романы, драмы, поэмы — все снова сделалось пропагандой, борьбой.
Атмосфера была напряженная, как и вообще в
революционной советской России того
времени.