Неточные совпадения
И еще
в этом псалме: «…
падут подле тебя тысячи, и десять тысяч одесную тебя; Но к тебе
не приблизится. На аспида и василиска наступишь, попирать будешь льва и дракона…» И ведь правда, если вдумаешься; без воли господней ни один волос
не спадет с головы человека! Вот мы едем, боимся, вглядываемся
в темноту, а господь уж заранее определил: если суждено им, чтоб нас растерзал тигр,
не помогут никакие ружья; а
не суждено, — пусть тигр расхаживает кругом, — мы проедем мимо него, и он нас
не тронет.
Неточные совпадения
Тоска любви Татьяну гонит, // И
в сад идет она грустить, // И вдруг недвижны очи клонит, // И лень ей далее ступить. // Приподнялася грудь, ланиты // Мгновенным пламенем покрыты, // Дыханье замерло
в устах, // И
в слухе шум, и блеск
в очах… // Настанет ночь; луна обходит // Дозором дальный свод небес, // И соловей во мгле древес // Напевы звучные заводит. // Татьяна
в темноте не спит // И тихо с няней говорит:
«Бред какой», — подумал Самгин, видя лицо Захария, как маленькое, бесформенное и мутное пятно
в темноте, и представляя, что лицо это должно быть искажено страхом. Именно — страхом, — Самгин чувствовал, что иначе
не может быть. А
в темноте шевелились,
падали бредовые слова:
Венецианские граждане (если только слово «граждане»
не насмешка здесь) делали все это; они сидели на бархатных, но жестких скамьях,
спали на своих колючих глазетовых постелях, ходили по своим великолепным площадям ощупью,
в темноте, и едва ли имели хоть немного приблизительное к нынешнему, верное понятие об искусстве жить, то есть извлекать из жизни весь смысл, весь здоровый и свежий сок.
Мы шли, шли
в темноте, а проклятые улицы
не кончались: все заборы да сады. Ликейцы, как тени, неслышно скользили во мраке. Нас провожал тот же самый, который принес нам цветы. Где было грязно или острые кораллы мешали свободно ступать, он вел меня под руку, обводил мимо луж, которые, видно, знал наизусть. К несчастью, мы
не туда
попали, и, если б
не провожатый, мы проблуждали бы целую ночь. Наконец добрались до речки, до вельбота, и вздохнули свободно, когда выехали
в открытое море.
Дороги до церкви
не было ни на колесах ни на санях, и потому Нехлюдов, распоряжавшийся как дома у тетушек, велел оседлать себе верхового, так называемого «братцева» жеребца и, вместо того чтобы лечь
спать, оделся
в блестящий мундир с обтянутыми рейтузами, надел сверху шинель и поехал на разъевшемся, отяжелевшем и
не перестававшем ржать старом жеребце,
в темноте, по лужам и снегу, к церкви.