Ведь религиозная вера и мифотворчество не может же быть упразднено в своей области какой-либо философемой, и религия существует с большим достоинством вне всякой философии, нежели с несвободной, а потому и неискренней философией, которая как будто хочет показать своей «апологетикой», что сама религия нуждается в апологии, задача апологетики, возомнившей себя религиозной философией, есть поэтому вообще ложная задача, одинаково недостойная и религии, и философии, ибо в ней соединяется отсутствие религиозной веры и свободного
философского духа.
Неточные совпадения
Теория Шлейермахера, выражаясь современным
философским языком, есть воинствующий психологизм, ибо «чувство» утверждается здесь в его субъективно-психологическом значении, как сторона
духа, по настойчиво повторяемому определению Шлейермахера (см. ниже), а вместе с тем здесь все время говорится о постижении Бога чувством, другими словами, ему приписывается значение гносеологическое, т. е. религиозной интуиции [Только эта двойственность и неясность учения Шлейермахера могла подать повод Франку истолковать «чувство» как религиозную интуицию, а не «сторону» психики (предисл. XXIX–XXX) и тем онтологизировать психологизмы Шлейермахера, а представителя субъективизма и имманентизма изобразить пик глашатая «религиозного реализма» (V).], а именно это-то смещение гносеологического и психологического и определяется теперь как психологизм.
Стремление оккультистов путем медитации услышать голос самих вещей, как и вера Гегеля, что в мышлении, после того как им, путем
философского медитирования, преодолены низшие, феноменологические, ступени самосознания
духа и действует уже сам Логос, — формально сродны с «мифотворчеством».
Философская идея Бога (какова бы она ни была) есть во всяком случае вывод, порождение системы и esprit de Systeme [
Дух системы (фр.)], существует лишь как момент системы, ее часть.
Такова предельная интуиция религиозного самосознания и исходная аксиома веры, которая приемлется или отвергается в глубочайших недрах целостного религиозного
духа до всякой рефлексии и ранее всякой философии; последняя лишь выявляет и осуществляет разные возможности, заложенные в уже принятом решении, дает ему
философскую транскрипцию.
Напротив, неоплатонизм при всей своей
философской утонченности, при явной насыщенности мотивами оккультизма и магии, являет черты упадочности греческого
духа и даже в своем стремлении к реставрации политеизма является скорее «интеллигентским направлением», оторванным от почвы положительной религии.
Искание шедевра [Выражение, возможно, навеянное названиями двух «
философских этюдов» Бальзака: «Неведомый шедевр» и «Поиски абсолюта» (М., 1966).], при невозможности найти его, пламенные объятия, старающиеся удержать всегда ускользающую тень, подавленность и род разочарования, подстерегающего творческий акт, что же все это означает, как не то, что человеческому
духу не под силу создание собственного мира, чем только и могла бы быть утолена эта титаническая жажда.
То же можно сказать и о попытках
философского дедуцирования троицы у Шеллинга, Вл. Соловьева и особенно у Гегеля, насколько здесь выражается естественное самосознание
духа в логическом разрезе.
Неточные совпадения
Но и тут и там господствует более нравственно-философский, нежели религиозный,
дух и совершенное равнодушие и того и другого народа к религии.
Экзистенциалисты новой формации могут сказать, что моя
философская точка зрения предполагает миф о Боге и миф о
Духе.
Исключительно умозрительное направление совершенно противуположно русскому характеру, и мы скоро увидим, как русский
дух переработал Гегелево учение и как наша живая натура, несмотря на все пострижения в
философские монахи, берет свое.
Источник
философского познания — целостная жизнь
духа, духовный опыт.
Интересно, что в этот период внутренних борений
духа совсем не затрагивались мои основные религиозно-философские взгляды, иногда они лишь обострялись.