Неточные совпадения
В своем отношении к общей
проблеме религии Кант был ослеплен и загипнотизирован собственной религиозной доктриной и потому не мог посвятить трансцендентальному исследованию этой
проблемы того внимания, которого именно от нею требовала бы логика трансцендентализма и простая последовательность.
Для
того чтобы поставить трансцендентальную
проблему религии, нужно только не иметь никакой предубежденности, ни метафизической или спекулятивной, ни догматической, ни эмпирической: нужно смотреть на жизнь открытыми, простыми глазами и уделить всемирно-историческому факту религии
то внимание, которое ему естественно принадлежит, даже хотя бы в силу ее распространенности.
Amor intellectuales ведь в
том и осуществляется, что предмет его становится
проблемой для мысли; это есть пафос исследования.
Откровения же философии суть для нее лишь
темы и
проблемы, ранее критического исследования не имеющие никакой философской значимости.
Возвращаясь к нашей исходной
проблеме — возможна ли религиозная философия и как она возможна, — мы должны настойчиво указать, что если действительно в основе философствования лежит некое «умное ведение», непосредственное, мистически-интуитивное постижение основ бытия, другими словами, своеобразный философский миф, хотя и не имеющий яркости и красочности религиозного,
то всякая подлинная философия мифична и постольку религиозна, и потому невозможна иррелигиозная, «независимая», «чистая» философия.
Но для философии эти догматы становятся именно только
темами, мотивами, заданиями,
проблемами, а в ней они должны стать выводом, конечным результатом философствования.
Христианская философия есть философствование христиан, которые стремятся философски осознать свое религиозное бытие, подобно
тому как и всякая философия есть философия кого-нибудь и о чем-нибудь, а «философия вообще» есть призрак и предрассудок, гегелевский фантом [Подробнее
проблему соотношения «философии вообще» и «философии о чем-нибудь» Булгаков развивает в «Философии хозяйства» (М., 1990.
Дело в
том, что наука строится по известным заданиям, она ставит себе лишь определенные
проблемы, а соответственно сосредоточивает и свое внимание лишь на известных явлениях, отметая другие (напр., очевидно, что вся религиозно-историческая наука при ее основоположном и методическом рационализме строится на принципиальном отрицании чуда, и поэтому все элементы чудесного в религии, без которых, быть может, нельзя и понять последнюю, она относит к области легенд и сказок).
И
то и другое, и многообразие и сродство, составляет одну из важных
проблем религиозной философии.
Антиномия не означает ошибки в мышлении или же общей ложности
проблемы, гносеологического недоразумения, которое может быть разъяснено и
тем самым устранено.
Ибо, если есть область, в которой неадекватность мышления своему предмету ясна уже в самой
проблеме,
то это, конечно, религия, опирающаяся на единство трансцендентного и имманентного.
Эта
проблема вполне аналогична
проблеме Эккегарта (знакомство с которым определенно чувствуется в соответствующих учениях Беме) [Schwarz (1. с., 553) даже называет Беме, конечно, преувеличенно, «ein Neuschöpfer und geistiger Vollender der Gedanken Eckeharts»127.], именно о возникновении в первоначальном, чистом Ничто одновременно и Бога и мира, или о теологическом «reiner Ursprung» [Чистое первоначало (или первоисточник) (нем.) — одно из основных понятий в философии Г. Когена, обозначающее
тот или иной исходный элемент, на основе которого формируется все достояние мышления.
Однако это отношение между Богом и природой образует лишь вторую часть
проблемы, в первой же ее части и Беме, и Эккегарт одинаково исходят из
того же недифференцированного и бескачественного Ничто, в котором образуется все.
Попытка во что бы
то ни стало осилить рационально недомыслимую тайну Божества в мире, сделать ее понятной неизбежно ведет либо к противоречиям, либо же к явному упрощению и снятию
проблемы (как в монизме); вот почему непротиворечивой рациональной метафизики, имеющей дело с предельными
проблемами мирового бытия, никогда не бывало да и быть не может.
Однако этот диалектически-мистический фокус, снимая антиномию, уничтожает вместе с
тем ту самую
проблему, которую хочет решать, ибо для диалектического монизма не существует ни Бога, ни мира, ни Абсолютного, ни относительного в их противопоставлении.
С нашей точки зрения, понятия годятся только для
того, чтобы с возможной точностью описать, рассказать содержание
той мистической интуиции, в которой непосредственно открывается каждому, в меру его духа, софийность мира [Аргументами трансцендентально-спекулятивными нельзя снять интуитивно данную
проблему софийности мира и разъяснить ее в духе гносеологического формализма (посягательство к чему и делает над платонизмом Марбургская школа).
Между
тем здесь имеется серьезная и глубокая
проблема, которая еще не подвергалась в христианстве надлежащему обсуждению.
Однако если брать не все содержание этого глубокого учения в полном составе, но лишь центральную ею идею — «проект» воскрешения,
то нетрудно видеть, что в ней ставится
проблема о пределах хозяйства.
Невольно возникает вопрос: быть может, именно здесь, в природе отношений, существовавших между культом и искусством, и разрешалась религиозная
проблема искусства, и искусство, будучи храмовым,
тем самым было и теургическим?
Для
того чтобы жизненно осознать
проблему теократии, быть может, надо временно лишиться теократических видимостей или прообразов, оказаться поставленным лицом к лицу пред властью в ее человеческом образе, в ее природной «звериности».
Отыскивая причины социального зла в несовершенствах
той или иной социальной функции, социологи обычно совсем не видят его общих и глубоких корней, страдают в понимании
проблемы зла социологическим дальтонизмом и ограниченностью.
В нем действительно не дается еще ответа на религиозную
проблему общественности, в которой речь идет столько же о равенстве, сколько и об иерархическом различии человечества, или, иначе выражая
ту же мысль, не только о духовном, но и о душевном человеке, в состав которого входит и его мистическая органичность.
Социологизм в теории и в жизни, сам
того не сознавая, будит жажду религиозной общественности, ставит
проблему об органическом иерархизме, о софийном просветлении социального тела.
Неточные совпадения
— Теперь дело ставится так: истинная и вечная мудрость дана проклятыми вопросами Ивана Карамазова. Иванов-Разумник утверждает, что решение этих вопросов не может быть сведено к нормам логическим или этическим и, значит, к счастью, невозможно. Заметь: к счастью! «
Проблемы идеализма» — читал? Там Булгаков спрашивает: чем отличается человечество от человека? И отвечает: если жизнь личности — бессмысленна,
то так же бессмысленны и судьбы человечества, — здорово?
Нехлюдов не понял, но Марья Павловна объяснила ему, что это знаменитая математическая
проблема определения отношения трех тел: солнца, луны и земля, и что Крыльцов шутя придумал это сравнение с отношением Нехлюдова, Катюши и Симонсона. Крыльцов кивнул головой в знак
того, что Марья Павловна верно объяснила его шутку.
Проблема Востока и Запада в сущности всегда была основной
темой всемирной истории, ее осью.
Глубина
проблемы в
том, что дух не может зависеть от природы и общества и определяться ими.
Сложность
проблемы свободы в ее социальных последствиях в
том, что средний человек масс в сущности не очень дорожит свободой.