Неточные совпадения
Лишь краем души касаемся мы
жизни Церкви, отягченные грехом, затемненные «психологизмом», но даже и из таких касаний почерпаем
силу, которая живит и оплодотворяет творчество.
Для того чтобы поставить трансцендентальную проблему религии, нужно только не иметь никакой предубежденности, ни метафизической или спекулятивной, ни догматической, ни эмпирической: нужно смотреть на
жизнь открытыми, простыми глазами и уделить всемирно-историческому факту религии то внимание, которое ему естественно принадлежит, даже хотя бы в
силу ее распространенности.
По словам Порфирия, биографа Плотина, в течение их совместной
жизни, продолжавшейся 6 лет, Плотин пережил такое состояние 4 раза, причем всякий раз оно достигалось без всякого напряжения
сил, «неописуемым актом».
Рассуждая же в восходящем направлении (ανιόντες), скажем, что она не есть душа, или ум, не имеет ни фантазии, ни представления, ни слова, ни разумения; не высказывается и не мыслится; не есть число, или строй, или величина, или малость, или равенство, или неравенство, или сходство, или несходство; она не стоит и не движется, не покоится и не имеет
силы, не есть
сила или свет; не живет и не есть
жизнь; не сущность, не вечность и не время; не может быть доступна мышлению; не ведение, не истина; не царство и не мудрость; не единое, не единство (ένότης), не божество, не благость, не дух, как мы понимаем; не отцовство, не сыновство, вообще ничто из ведомого нам или другим сущего, не есть что-либо из не сущего или сущего, и сущее не знает ее как такового (ουδέ τα οντά γινώσκει αυτόν ή αΰθή εστίν), и она не знает сущего как такового; и она не имеет слова (ουδέ λόγος αυτής εστίν), ни имени, ни знания; ни тьма, ни свет; ни заблуждение, ни истина; вообще не есть ни утверждение (θέσις), ни отрицание (αφαίρεσις); делая относительно нее положительные и отрицательные высказывания (των μετ αύτη'ν θέσεις καί οίραιρε'σεις ποιούντες), мы не полагаем и не отрицаем ее самой; ибо совершенная единая причина выше всякого положения, и начало, превосходящее совершенно отрешенное от всего (абсолютное) и для всего недоступное, остается превыше всякого отрицания» (καί υπέρ πασαν αφαίρεσιν ή υπεροχή των πάντων απλώς οίπολελυμένου και έιε' κείνα των όλων) (de mystica theologia, cap.
«Мы, христиане, говорим: Бог тройственен (dreifaltig), но един в существе, обычно даже говорится, что бог тройственен в лицах, это плохо понимается неразумными, а отчасти и учеными, ибо Бог не есть лицо кроме как во Христе [Сын же «потому называется лицом, что он есть самостоятельное существо, которое не принадлежит к рождению природы, но есть
жизнь и разум природы» (IV, 59, § 68).] (Gott ist keine Person als nur in Christo), но Он есть вечнорождающая
сила и царство со всеми сущностями; все берет свое начало от него.
В вечной природе существуют две области и заключена возможность двух
жизней: «огонь или дух», обнаруживающийся как «молния огня» на четвертой ступени,
силою свободы (опять и свобода у Беме мыслится вне отношения к личности, имперсонали-стически, как одна из
сил природы) определяет себя к божественному единству или кротости, и благодаря этому первые 4 стихии становятся или основой для царства радости, или же, устремляясь к множественности и самости, делаются жертвой адского начала, причем каждое начало по-своему индивидуализирует бытие.
Да, потому что Бог правит миром, но не царит в нем, Царствие Божие в
силе еще не пришло, мир живет своей, внебожественной
жизнью.
Божество в Его внутрибожественной
жизни остается трансцендентным для твари, однако действия Божества, Его откровения, божественная
сила, изливающаяся в творении, есть то же Божество, единое, неделимое, присносущее.
При данном состоянии мира и человека мировая душа действует как внешняя закономерность космической
жизни, с принудительностью физического закона [Эту софийность души мира, или общую закономерность всего сущего, стремится постигать и так называемый оккультизм, притязающий научить не внешнему, но внутреннему «духовному» восприятию
сил природы.
Как
сила непрестанного устремления всего сущего к своему Логосу, к
жизни вечной, Красота есть внутренний закон мира,
сила мирообразующая, космоургическая; она держит мир, связывает его в его статике и динамике, и она в полноту времен окончательной победой своей «спасет мир».
Искусство, не как совокупность технически-виртуозных приемов, но как
жизнь в красоте, несравненно шире нашего человеческого искусства, весь мир есть постоянно осуществляемое произведение искусства, которое в человеке, в
силу его центрального положения в мире, достигает завершенности, ибо лишь в нем, как царе творения, завершается космос.
Для такого отравленного бытия, не имеющего в себе положительной
силы бессмертия,
жизни вечной в Боге, пассивное бессмертие, т. е. простое отсутствие смерти, было бы величайшим бедствием, адом на земле.
Господь пощадил Свое создание и не дал ему такого бессмертия, Он удалил человека от «древа
жизни», плодов которого он уже не достоин был вкушать, и обрек его на возвращение «в землю» с тем, чтобы некогда вновь возвратить этой земле ее софийную
силу в «
жизни будущего века».
Тогда и оно косвенно получает
жизнь, а вместе с нею
силу вредить, становится злом, которое есть поэтому паразит бытия.
Наконец, излияние
силы Божества, совершившееся, когда вдунуто было Богом дыхание
жизни в человека, ближе всего определяется понятием эманации, которое связано и с понятием рождения.
Пол, нераздельно связанный с сексуальностью, дает огонь
жизни, а потому есть положительная и благая
сила (отсюда понятно всеобщее инстинктивное отвращение к «половым аномалиям» или просто половой бездарности, физическому и духовному кастратству).
Хотя собственная
жизнь ангелов для нас совершенно недоведома, мы знаем, однако, что и ангелы сотворены Богом и, хотя бесплотны в том смысле, что не имеют тела человеческого, но имеют ипостась: они суть не безликие, а ипостасные
силы Божий, созданные Логосом [Шеллинг в своем учении об ангелах (Philosophie der Offenbarung, II, 284 ел.), в соответствии общим своим взглядам, отрицает сотворенность ангелов (nicht erschaffen) и видит в них только «потенции» или идеи: «leder Engel ist die Potenz — Idee eines Bestimmten Geschöpfes des Individuums» (286).
Ангелы же не имеют сопряженного тела (συνεξευγμένον σώμα ουκ εχουσι), почему не имеют его и в подчинении уму» (с. 1165). «Духовная природа ангелов не имеет такой же энергии
жизни, ибо она не получила образованного Богом из земли тела с тем, чтобы принять для этого и жизнетворящую
силу» (col. 1140).
Скрепы
жизни, связывавшие бытие с небытием и делавшие ее хотя не имеющей
силы бессмертия, но и не знающей над собой
силы смерти, расслабляются,
жизнь колеблется в основах.
И как раз эта сторона язычества, которая покрыта наибольшим соблазном греха, грязи и срамоты, извращена порой до неузнаваемости, при свете иных предчувствий и предвестий приковывает к себе внимание с неодолимой
силой и, кажется, таит под пеплом пламя новой
жизни.
Признав эту свободу и введя ее в качестве одной из определяющих
сил в
жизни мира, Бог как бы ограничивает Свое всемогущество в путях его ради человека.
Мир закончен был в шесть дней творения в том смысле, что в него вложены были все
силы и семена
жизни, и он мог развиваться далее уже из себя, без нового творческого вмешательства.
Эта общая поврежденность
жизни с очевидностью обнаруживается в смерти: ничто сделалось настолько актуальным в человеке, что получило
силу разлагать его состав, стала обнажаться изнанка его бытия — небытие.
После боговоплощения и сама человечность, человеческое естество, стала иною, ибо получила способность воскресения и новой
жизни благодаря новому творческому акту Божества, влившему в нее новые
силы.
В душе мира, плененной «князем мира сего», с новой
силой возродилась софийная
жизнь, поврежденная грехопадением.
Природа предстает ему как враждебная
сила, вооруженная голодом и смертью, и вся
жизнь человеческая получает привкус хозяйственности, пленяется суете стихий пустых и немощных.
Когда бы все так чувствовали
силу Гармонии! Но нет: тогда б не мог И мир существовать; никто б не стал Заботиться о нуждах низкой
жизни, Все предались бы вольному искусству! Нас мало избранных, счастливцев праздных, Пренебрегающих презренной пользой, Единого прекрасного жрецов.
Бог творческим актом изводит души из места их упокоения, оживляет их, давая им
силу особым образом принимать участие в
жизни, «царствовать», т. е. направлять ее, будучи в то же время «священниками Бога и Христа».
Все усилия экономизма
силою вещей направляются к увековечению
жизни этого века, к отрицанию конца
жизни как отдельной человеческой личности, так и всего мира.
И когда тоска по
жизни в красоте с небывалой
силой пробуждается в душе служителя искусства, в нем начинается трагический разлад: художнику становится мало его искусства, — он так много начинает от него требовать, что оно сгорает в этой огненности его духа.
Историческая
жизнь человечества нуждается в организованных формах общежития, которые установляются властью, ее повелевающей и принуждающей
силой.
Человечество долгие века жило непосредственной социально-органической
жизнью, причем все общественные формации, даже и самые тяжелые, освящались
силою давности и утверждались религиозной санкцией: касты, рабство, крепостничество рассматривались как непреложные и почти богоустановленные устои
жизни, благодаря чему они утрачивали часть своей ядовитости и тяготы.
Очевидно, историческое христианство стоит при этом на острие ножа и легко подвергается соблазну извращения, которое мы нередко и наблюдаем в
жизни, когда терпение подменяется лицемерием и раболепством, а независимый консерватизм трусливым оппортунизмом, тупой неподвижностью или себялюбивой реакционностью, причем, в
силу этого внутреннего обмирщения, получается какой-то антигуманизм или гуманизм наизнанку.
Правда, оно благословляет, молитвенно освящает разные проявления общественной
жизни и «культуры»; внося сюда теургийный элемент, оно борется с
силами богопротивными, здесь действующими.
Если Слово Божие и говорит о «вечных мучениях», наряду с «вечной
жизнью», то, конечно, не для того, чтобы приравнять ту и другую «вечность», — райского блаженства, как прямого предначертания Божия, положительно обоснованного в природе мира, и адских мук, порождения
силы зла, небытия, субъективности, тварной свободы.
Можно, конечно, задаться вопросом, почему же свобода и в ряде
жизней не окажется также деморализующей
силой, если только не предположить принудительного и всесильного действия кармы.