Самобытность религии основана на том, что религия обладает своим способом опознания Божества, или органом трансцендентного, своим удостоверением или (если распространить на область религиозной жизни
понятие опыта, как сделал это Джемс) своим особым опытом.
Религия имеет в своих основах опытный, можно сказать, эмпирический характер (конечно,
понятие опыта берется здесь в расширенном смысле), а потому не может быть установлена одной философской «дедукцией» или мистическим «гнозисом».
Неточные совпадения
У Канта
понятие «трансцендентного» (выходящего за пределы возможного
опыта) противоположно
понятию «имманентного» (целиком находящегося в пределах
опыта) (см.: Кант И. Соч...
Это положение есть не только аналитическое суждение, выведенное на основании рассмотрения
понятия религии, но вместе с тем и религиозное синтетическое суждение a priori [Синтетические суждения a priori — в системе Канта такие суждения, которые увеличивают данное познание и при этом проистекают не из
опыта, а из свойств человеческого мышления.].
Очевидно, на поле кантовского
опыта мы не встретим Бога, ибо «для науки Бог есть совершенно ненужная гипотеза» (Лаплас), а так наз. доказательства бытия Божия сводятся лишь к более или менее удачному постулированию Бога или же к раскрытию с разных сторон философского
понятия о Боге.
А если
опыт и получает это расширение, то спекулятивный разум с этими идеями может приступать к делу только отрицательно, т. е. не расширяя
понятия, но разъясняя его» (там же, 140 141).
Догмат есть сигнализация
понятиями того, что не есть
понятие, ибо находится выше логического мышления в его отвлеченности; в то же время он есть формула, выраженная в
понятиях, логическая транскрипция того, что дано в религиозном
опыте.
Неточные совпадения
Вера и бабушка стали в какое-то новое положение одна к другой. Бабушка не казнила Веру никаким притворным снисхождением, хотя, очевидно, не принимала так легко решительный
опыт в жизни женщины, как Райский, и еще менее обнаруживала то безусловное презрение, каким клеймит эту «ошибку», «несчастье» или, пожалуй, «падение» старый, въевшийся в людские
понятия ригоризм, не разбирающий даже строго причин «падения».
— Ах, Вера! — сказал он с досадой, — вы все еще, как цыпленок, прячетесь под юбки вашей наседки-бабушки: у вас ее
понятия о нравственности. Страсть одеваете в какой-то фантастический наряд, как Райский… Чем бы прямо от
опыта допроситься истины… и тогда поверили бы… — говорил он, глядя в сторону. — Оставим все прочие вопросы — я не трогаю их. Дело у нас прямое и простое, мы любим друг друга… Так или нет?
— О, о, о — вот как: то есть украсть или прибить. Ай да Вера! Да откуда у тебя такие ультраюридические
понятия? Ну, а на дружбу такого строгого клейма ты не положишь? Я могу посягнуть на нее, да, это мое? Постараюсь! Дай мне недели две срока, это будет
опыт: если я одолею его, я приду к тебе, как брат, друг, и будем жить по твоей программе. Если же… ну, если это любовь — я тогда уеду!
Удивительно ли после этого, что осторожность и боязнь повторения старых зол отдалили их от нас, помешали им вырасти и что у них осталась только их природная смышленость да несколько
опытов, давших им фальшивое
понятие обо всем, что носит название образованности?
Человек встречается с Богом не в бытии, о котором мыслят в
понятиях, а в духе, в духовном
опыте.