Неточные совпадения
Скепсис в отношении к постановке трансцендентальной проблемы
религии, к возможности
особой, еще четвертой, «критики» может, однако, с большей правдоподобностью основываться на другом соображении.
Пример подобного отношения являет тот же Кант, который в число своих систематически распланированных критик, по мысли его, имеющих обследовать все основные направления и исчерпать все содержание сознания, не включил, однако,
особой «критики силы религиозного суждения», между тем как известно, что трансцендентальная характеристика
религии запрятана у него во все три его критики [Нам могут возразить, что таковая четвертая критика у Канта в действительности имеется, это именно трактат «Die Religion innerhalb der blossen Vernunft» (написанный в 1793 году, т. е. уже после всех критик), в наибольшей степени дающий ему право на титул «философа протестантизма».
И это потому, что он не видел в
религии самостоятельной области духа, и не считал религиозного сознания совершенно
особой, самобытной стихией сознания вообще, но рассматривал
религию исключительно в плоскости этики, считая ее как бы музыкой морали и, пожалуй, ее восполнением.
Вне же этики
религия, по Канту, не имеет и не должна иметь
особого бытия: независимая от морали религиозность, непосредственное почитание Бога, связанное с положительной
религией, неизменно клеймится Кантом как «Abgötterei, Fetischmachen, Afterdienst» [Идолопоклонство, фетишизм, пережиток (нем.).] и под. (см., напр., в Die Religion innerhalb der blossen Vernunft, Reclam, 193 и passim), и лишь ограничение понимания
религии рамками чистой морали предохраняет, по его мнению, теологию от превращения в «теософию или демонологию», а «
религию — в теургию или идололатрию» (Kritik der Urtheilskraft, Reclam, 358) [Кант И. Соч...
Для того чтобы утверждать своеобразную свою природу (а не быть только музыкой этики, или же незрелым, несовершенным философствованием),
религия должна обладать своим
особым органом.
Религия должна иметь как бы свою
особую логику, установлять свою собственную достоверность (как имеет ее хотя бы чувство прекрасного, орган эстетического восприятия), она должна иметь око умного видения, проникающего к действительности высшей, куда не досягает ни умственное, ни физическое око.
Кто не допускает
особого религиозного удостоверения и отрицает
особый орган религиозного ведения, тот должен в изумлении остановиться пред всемирно-историческим фактом
религии как каким-то повальным, массовым гипнозом и помешательством [Интересно наблюдать, в какие безысходные трудности попадают те из историков «культуры», которые лишены внутреннего понимания
религии, но и не имеют достаточно прямолинейности, чтобы совершенно отмести, как хлам и предрассудки или «надстройку» на каком-нибудь «базисе», религиозные верование и культ.].
Самобытность
религии основана на том, что
религия обладает своим способом опознания Божества, или органом трансцендентного, своим удостоверением или (если распространить на область религиозной жизни понятие опыта, как сделал это Джемс) своим
особым опытом.
Бесспорно, вся сущность
религии состоит в том, чтобы ощущать все, определяющее наше чувство в его высшем единстве, «как нечто единое и тождественное, а все единичное и
особое как обусловленное им, т. е. (!!) чтобы ощущать наше бытие и жизнь в Боге и через Бога» (50–51).
В настоящее время, когда вкус к серьезной и мужественной
религии вообще потерян и капризом субъективности с ее прихотливо сменяющимися настроениями дорожат белее, нежели суровой и требовательной
религией, не терпящей детского своеволия, религиозный индивидуализм находится в
особой чести: те, кто еще снисходят до
религии, чаще всего соглашаются иметь ее только индивидуально; личное своеволие явным образом смешивается при этом со свободой, которая достигается именно победой над своеволием.
Каждая
религия, как только она становится не достоянием отдельного человека, ее основателя, но сообщается и другим (а сообщаться она стремится неудержимо), организует
особую общину; нет
религии, нет даже самой ничтожной секты, которая бы не организовалась в ecclesia [В Древней Греции ecclesia означала народное собрание; в христианстве — церковь.] или ecclesiola.
Существующие
религии являются как бы готовыми уже системами догматов или своеобразными догматическими организмами, живущими своей
особой жизнью.
Особую разновидность естественной
религии, или «
религии вообще», составляет так наз. теософическая доктрина, согласно которой все
религии имеют общее содержание, говорят одно и то же, только разным языком, причем надо отличать эзотерическое учение, ведомое лишь посвященным, и экзотерическое, существующее для profanum vulgus [Непосвященная толпа (лат.) — выражение Горация («Оды», II, 1,1)]; различия символики и обряда, обусловливаемые историческими причинами, существуют только во втором, но не в первом.
Когда Бог станет «всяческая во всех», не будет
религии в нашем смысле, станет не нужно уже воссоединять (religare) разъединенного, не будет и
особого культа, ибо вся жизнь явится богодейственным богослужением.
Догмат есть имманентизация трансцендентного содержания
религии, и это влечет за собой целый ряд ущербов, опасностей, подменов; при этой логической транскрипции мифа неизбежно зарождается схоластика (или «семинарское богословие»), т. е. рационалистическая обработка догматов, приноровление их к рассудочному мышлению, при котором нередко теряется их подлинный вкус и аромат, а «богословие» превращается в «науку как все другие», только с своим
особым предметом.
Как занятие вечной истиной, существующей an und für sich [В себе и для себя (нем.).], именно как занятие мыслящего духа, а не произвола или
особого интереса к этому предмету, она есть та же самая деятельность, как и
религия…
Но и религиозную философию можно рассматривать как
особое религиозное служение, ее успешное развитие служит одним из косвенных свидетельств жизненности
религии.
В наш «научный» век
особое развитие и значение получила наука о
религии, заметно вытесняющая даже религиозную философию или же ее заменяющая.
Тогда он представится в надлежащем свете, именно как
особое проявление религиозной жизни, хотя сухое и рассудочное, как напряженная мысль о
религии, связанная с ее изучением, а ведь и мысль, и научное постижение есть тоже жизнь, совершается не вне человеческого духа.