Неточные совпадения
Внимание читателя привлекается лишь к таким страницам истории мысли, которые
имеют прямое
значение для более отчетливого выявления собственных идей автора (хотя, конечно, при этом и прилагается забота, чтобы при эпизодическом изложении
не было существенных пробелов).
И
не умер в душе этот миг свидания, этот ее апокалипсис, брачный пир, первая встреча с Софией [Для понимания «первой встречи с Софией» С. Н. Булгакова важное
значение имеет поэма В. С. Соловьева «Три свидания», в которой он поэтически описывает свои, аналогичные булгаковской, три «встречи» с Софией (см.: Соловьев В. С. «Неподвижно лишь солнце любви…» Стихотворения.
Однако я слышу обычное в таких случаях возражение: возможна и существует атеистическая религия [Термин Э. Геккеля, употребленный им в его популярной книге «Мировые загадки».], утверждающая своей основой
не Бога, но небытие, ничто, и религия эта
имеет мировое
значение, считает сотни миллионов последователей: это — буддизм.
Религия, связь человека с божеством,
имеет для него
значение не связи двух миров, но выражает лишь определенную стадию развития духа [Сродным интеллектуализмом был заражен уже Фихте, и притом
не только в ранний период («спора об атеизме»), но и в поздний, эпохи «Anweisung zum seligen Leben» 1806 года.
Ибо если они должны
иметь значение, то они принадлежат к познанию, а что принадлежит к последнему, то уже лежит в иной,
не религиозной области жизни» («Речи о религии», перев. С. Л. Франка, стр.47).
Но нравственность, предполагающая греховное раздвоение, борьбу добра и зла в человеке,
не может
иметь безусловного религиозного
значения, она есть Ветхий Завет, период подзаконности, который преодолевается (хотя и
не отменяется) Новым Заветом, царством благодати [В русской литературе «сравнительный анализ» Ветхого и Нового заветов впервые был произведен митрополитом Иларионом (XI в.) в «Слове о Законе и Благодати».
А это и значит, что нравственность
имеет силу только для человека в его греховной ограниченности и
не имеет абсолютного
значения.
Потому здесь
не имеет решающего
значения и количественный критерий: едва ли хоть один вселенский собор был действительно вселенским в том смысле, чтобы на нем были представители всех поместных церквей, и наоборот, собор, имевший внешние признаки вселенского, мог оказаться «разбойничьим» и еретическим (Ефесский [На Эфесском соборе 449 г. под председательством александрийского епископа Диоскора было осуждено учение папы Льва I о двух природах в одном лице («дифизитство») и отлучен константинопольский епископ Флавиан.
Из понятия кафоличности (соответствующего и непреложному обетованию: «где двое или трое собраны во имя Мое, там и Я посреди их» [Мф. 18:20.], а, стало быть, в них почиет и ум Христов, т. е. сама истина) следует, что внешний масштаб соборности
имеет значение скорее для признания истины, чем для ее нахождения: вселенский собор, притом
не по имени только, но реально, возможен и теперь нисколько
не меньше, чем прежде.
Миф возникает из религиозного переживания, почему и мифотворчество предполагает
не отвлеченное напряжение мысли, но некоторый выход из себя в область бытия божественного, некое богодейство, — другими словами, миф
имеет теургическое происхождение и теургическое
значение [По определению В. С. Соловьева, задача «свободной теургии» — «осуществление человеком божественных сил в самом реальном бытии природы» (Соловьев В. С. Соч.
При философской разработке
имеет значение не что, а как,
не тема, которая дана, но исполнение, которое задано.
В этом уничижении философии справедливо одно, именно, что о философия
не заменяет религии, но она
имеет свою самостоятельную задачу,
значение которой
не надо преувеличивать, но нельзя и преуменьшать.
Это единство
имеет значение, конечно,
не нумерического единства, определяющегося в противоположность множественности, но простого единства, вернее, сверхъединства и сверх-числа.
Ведь оно
не ищет ничего, чтобы существовать или благополучно существовать или вообще
иметь почву, ибо раз оно является основанием другого, то бытие свое и благосостояние оно
имеет не от другого, — что могло бы
иметь такое
значение для него вне его самого?
Евномий
не согласился, однако, с толкованием отрицательных имен Божиих у св. Василия В. и,
не без некоторого основания, возражал: «Я
не знаю, как чрез отрицание того, что
не свойственно Богу, Он будет превосходить творения!.. Всякому разумному существу должно быть ясно, что одно существо
не может превосходить другое тем, чего оно
не имеет» [Несмелов, 135.]. Вопрос о
значении отрицательного богословия в его отношении к положительному так и остался у св. Василия мало разъясненным.
Также некоторое, что о Боге говорится утвердительно,
имеет значение превосходного отрицания, как, напр., говоря о мраке в отношении к Богу, мы разумеем
не мрак, но то, что
не есть свет, а выше света; и, говоря о свете, разумеем то, что
не есть мрак» (9).
Но и такие определения Божества, как сверхсущностъ, сверхмудростъ, разные словосочетания с υπέρ, излюбленные столь ими злоупотребляющим Ареопагитом, очевидно, суть тоже лишь замаскированные отрицания, «по звуку это утверждения, а по смыслу они
имеют отрицательное
значение». Например, «если кто говорит, что нечто выше сущности, разумеет
не то, что оно есть, но что
не есть» [De div. nat., lib. I, cap. 14, col. 462.].
Антиномия в понимании причинной обусловленности творения открывается Кантом отнюдь
не благодаря его гносеологии, в пределах ее она только формулируется, сама же она
имеет и совершенно независимое и более общее
значение.
Наибольшее философское и религиозное
значение имеет, однако,
не эта гипотеза метафизической катастрофы, но другая форма динамического пантеизма, согласно которой мир есть эманация абсолютного, он происходит как излияние от преизбыточной его полноты, подобно тому как вода изливается из переполненного сосуда или солнечный свет и тепло исходят из солнца.
Парменид учит нас, что есть только бытие, небытия же вовсе
не существует; правда, он
имел при этом в виду свое неподвижное, абсолютное Единое, субстанцию мира, которой только и принадлежит бытие, вне же ее ничего нет. В применении к такому понятию абсолютного, очевидно,
не имеет никакого
значения идея небытия. Однако
не так просто обстоит это в применении к действию Абсолютного, к творческому акту, которым оно вызывает к существованию несуществовавшее доселе, т. е. небытие, творит из ничего.
Может быть два
значения этого
не по смыслу тварного ничто, которым соответствуют два вида греческого отрицания: ου и μη (d privativum к этому случаю совсем
не относится): первое соответствует полному отрицанию бытия — ничто, второе же лишь его невыявленности и неопределенности — нечто [В новой философии развитие между μη и ου отчетливее всего выражено Шеллингом в его «Darstekkung des philosophischen Empirismus» (A. W. II, 571): «μη öv есть несуществующее, которое лишь есть несуществующее, относительно которого отвергается только действительное существование, но
не возможность существовать, которое поэтому, так как оно
имеет пред собой бытие, как возможность существовать, хотя и
не есть существующее, однако
не так, чтобы оно
не могло быть существующим.
Поэтому «слово прежде неприложимо там, где нет времени, и самые слова их, что «Ты прежде ничего
не творил»,
не имеют иного
значения, кроме того, что творение Твое
не во времени.
Идеи для мира явлений
имеют не только художественно-эротическую и религиозно-мистическую достоверность, но и логическую значимость, как общие родовые понятия (κοινόν, το εν επί πολλών, εν είδος εκαστον περί τα πολλά), причем эти понятия
не суть только родовые имена, но выражают самые сущности предметов (οϋσίαι) [О смысловом
значении «идей» и «эйдосов» у Платона см.: Лосев А. Ф. Очерки античного символизма и мифологии.
Конечно, и «чистый разум» софиен в своем основании, и он отражает свет Логоса, но он
не имеет абсолютного
значения, а есть состояние, свойственное именно данному разрезу бытия, и теряет свое
значение по мере углубления в софийную основу мира.
Там же, где мы
имеем полную и совершенную энтелехийность, духотелесность, это противопоставление теряет всякое
значение, ибо как дух
не проявляет здесь своей, противящейся материи, спиритуальности, враждебности телу, так и тело
не имеет косности, материальности, пассивного сопротивления духу.
Оно
не может поэтому
иметь самостоятельного
значения, существуя исключительно насчет блага, «приставая и прилепляясь к его природе»: ex bono oritur malum, пес fuit omnino unde oriri posset, nisi ex bono [Зло происходит от добра, и ни от чего иного, как от добра возникнуть
не может (лат.).] [De nupt. et concup.
Не устраняется ли этим
значение всего Ветхого Завета, который
имел целью воспитанием еврейского народа подготовить в нем рождество Богоматери?
Поэтому и само искусство отнюдь
не имеет самодовлеющего
значения, оно есть лишь путь к обретению красоты.
Ибо как ни грандиозно это событие для России и для всего мира, но для проблемы власти и религиозных ее перспектив оно
не имеет решающего
значения.
История свершится
не тем, что падут великие державы и будет основано одно мировое государство с демократией, цивилизацией и социализмом, — все это, само по себе взятое, есть тлен и
имеет значение лишь по связи с тем, что совершается в недрах мира между человеком и Богом.
Неточные совпадения
В то время существовало мнение, что градоначальник есть хозяин города, обыватели же суть как бы его гости. Разница между"хозяином"в общепринятом
значении этого слова и"хозяином города"полагалась лишь в том, что последний
имел право сечь своих гостей, что относительно хозяина обыкновенного приличиями
не допускалось. Грустилов вспомнил об этом праве и задумался еще слаще.
Конечно, современные нам академии
имеют несколько иной характер, нежели тот, который предполагал им дать Двоекуров, но так как сила
не в названии, а в той сущности, которую преследует проект и которая есть
не что иное, как «рассмотрение наук», то очевидно, что, покуда царствует потребность в «рассмотрении», до тех пор и проект Двоекурова удержит за собой все
значение воспитательного документа.
— Алексей сделал нам ложный прыжок, — сказала она по-французски, — он пишет, что
не может быть, — прибавила она таким естественным, простым тоном, как будто ей никогда и
не могло приходить в голову, чтобы Вронский
имел для Анны какое-нибудь другое
значение как игрока в крокет.
А Степан Аркадьич был
не только человек честный (без ударения), но он был че́стный человек (с ударением), с тем особенным
значением, которое в Москве
имеет это слово, когда говорят: че́стный деятель, че́стный писатель, че́стный журнал, че́стное учреждение, че́стное направление, и которое означает
не только то, что человек или учреждение
не бесчестны, но и то, что они способны при случае подпустить шпильку правительству.
Всё это она говорила весело, быстро и с особенным блеском в глазах; но Алексей Александрович теперь
не приписывал этому тону ее никакого
значения. Он слышал только ее слова и придавал им только тот прямой смысл, который они
имели. И он отвечал ей просто, хотя и шутливо. Во всем разговоре этом
не было ничего особенного, но никогда после без мучительной боли стыда Анна
не могла вспомнить всей этой короткой сцены.