Неточные совпадения
Таковы признания великого нашего поэта, по общему мнению, жизнерадостного и ясного,
как небо Эллады, но,
как и оно,
знавшего всю силу неутолимой тоски [И им вторит поэтическое признание великого мастера, исполненного трагической тоски, Микеланджело Буаноротти. (Мои глаза
не видят более смертных вещей… Если бы моя душа
не была создана по образу Божию, она довольствовалась бы внешней красотой, которая приятна для глаз, но так
как она обманчива, душа подъемлется к вселенской красоте.)]…
Неточные совпадения
Аптекарь
был в Ревеле; там он познакомился с какой-то молодой девушкой и предложил ей руку, девушка, едва
знавшая его, шла за него очертя голову,
как следует девушке вообще и немке в особенности, она даже
не имела понятия, в
какую дичь он ее везет.
Между тем Максим круто повернулся и заковылял по улице. Его лицо
было красно, глаза горели… С ним
была, очевидно, одна из тех вспышек, которые
были хорошо известны всем,
знавшим его в молодости. И теперь это
был уже
не педагог, взвешивающий каждое слово, а страстный человек, давший волю гневному чувству. Только кинув искоса взгляд на Петра, старик
как будто смягчился. Петр
был бледен,
как бумага, но брови его
были сжаты, а лицо глубоко взволнованно.
Андрей Федотыч
был добродушный и веселый человек и любил пошутить, вызывая скрытую зависть Кишкина: хорошо шутить, когда в банке тысяч пятьдесят лежит. Старший брат, Илья Федотыч, наоборот,
был очень мрачный субъект и
не любил болтать напрасно. Он являлся главной силой,
как старый делец,
знавший все ходы и выходы сложного горного хозяйства. Кишкина он принимал всегда сухо, но на этот раз отвел его в соседнюю комнату и строго спросил:
Прошел и успеньев день. Заводские служащие, отдыхавшие летом, заняли свои места в конторе,
как всегда, — им
было увеличено жалованье,
как мастерам и лесообъездчикам. За контору никто и
не опасался, потому что служащим, поколениями выраставшим при заводском деле и
не знавшим ничего другого, некуда
было и деваться, кроме своей конторы. Вся разница теперь
была в том, что они
были вольные и никакой Лука Назарыч
не мог послать их в «гору». Все смотрели на фабрику, что скажет фабрика.
Услужающий мальчишка, судя по его изысканной и галантной готовности, давно уже
знавший Тамару, ответил, что «никак нет-с; оне — Семен Игнатич — еще
не были и, должно
быть,
не скоро еще
будут, потому
как оне вчера в „Трансвале“ изволили кутить, играли на бильярде до шести часов утра, и что теперь оне, по всем вероятиям, дома, в номерах „Перепутье“, и что ежели барышня прикажут, то к ним можно сей минуту спорхнуть».