«Внешнее, в четырех вырождениях (Ausgeburten) из элементов, как сущность четырех элементов, начально, конечно и разрушимо; потому все, что там живет, должно разрушиться, ибо начало внешнего мира преходяще, ибо оно
имеет цель, чтобы обратиться в эфир, а четыре элемента снова в один; тогда открывается Бог, и сила Божия снова зазеленеет, как парадиз в вечном элементе.
Неточные совпадения
Привожу этот диалог (в действительности имевший место в 1903 году и Штутгарте между мною и П. Б. Струве [Разговор Булгакова с П. Б. Струве мог
иметь место в июле 1903 г., так как 20–28 июля (2–4 августа) этого года они вместе участвовали на встрече земцев и «лиц свободных профессий» с
целью образования тайной либеральной организации («Союза освобождения» — ядра будущей кадетской партии).
Она определяет ту его внешнюю границу, за которую невозможно отклоняться, но она отнюдь не адекватна догмату, не исчерпывает его содержания, и прежде всего потому, что всякая догматическая формула, как уже сказано, есть лишь логическая схема, чертеж целостного религиозного переживания, несовершенный его перевод на язык понятий, а затем еще и потому, что, возникая обычно по поводу ереси, — «разделения» (αϊρεσις — разделение), она преследует по преимуществу
цели критические и потому
имеет иногда даже отрицательный характер: «неслиянно и нераздельно», «одно Божество и три ипостаси», «единица в троице и троица в единице».
Но это соображение
имело бы силу лишь в том случае, если бы догматические понятия были непосредственным орудием религиозного познания; для такой
цели понятия были бы, конечно, негодным средством.
Конечно, и религиозная философия может
иметь «апологетическое» употребление, точнее, она является могучим средством религиозного просвещения, но лишь тогда, когда не ставит этого своей непосредственной практической
целью.
Так математик может разбить данную площадь в
целях ее измерения на какие угодно фигуры и применить при этом какие угодно формулы — в этом заключается свобода «порождения» для его мышления, но он все-таки
имеет перед собой определенную, ему данную проблему, которая может притом оказаться и не вполне разрешимой.
Эта божественная Первооснова мира и бытия есть и общая субстанция мира, ибо все обосновывается в Едином,
имеет в нем и причину, и
цель, существует только его животворящей силой.
«То, что подлинно есть благо по сущности своей, не есть ни начало, ни
цель, ни причина бытия, и не
имеет отношения к тому, что является источником движения к причине бытия» [Migne, 90, col. 1177 (Diversa capita ad theologian! et oeconomiam spectantia deque virtute ac vitio, β).
Любовь
имеет и смысл, и
цель, и Награду только в себе самой и потому не знает рационального почему, — нет ничего святее и блаженнее любви.
«Для первых и блаженных (начал) не существует стремления к будущему, потому что они уже суть
целое и
имеют все, что может быть нужно для жизни; посему они ничего не ищут, а поэтому и будущее есть для них ничто: не в чем состоять будущему.
«У Господа, — говорит он, — главной
целью было воскресение тела, которое
имел Он совершить; ибо знамением победы над смертью служило то, чтобы всем показать оное, всех уверить, что совершено им уничтожение тления и даровано уже нетление телам» (Творения св. Афанасия Великого, ч. I.
Каждое из этих устремлений страждет разъединением и в нем находит границу, норму же
имеет в преодолевающем «отвлеченность» задании
целого, жизни в триединстве истины, добра, красоты.
Откровение Ветхого Завета
имеет предварительный и предуготовительный характер и преследует определенную
цель: здесь намеренно суживаются религиозные горизонты, даже сравнительно с язычеством.
«Кровь есть душа» (Втор. 16:23)]), культ жертв повсюду
имел очень кровавый характер, мистика крови переживалась многообразно и интенсивно (вспомним хотя бы «тауробол», сакральное убиение быка в
целях орошения его кровью, как это было в обычае во многих мистериальных культах).
Целые исторические эпохи, особенно богатые творчеством, отмечены тем, что все основные элементы «культуры» были более или менее тесно связаны с культом,
имели сакральный характер: искусство, философия, наука, право, хозяйство.
Каждая человеческая личность,
имея для-себя-бытие, является своим абсолютным центром; но она же и не
имеет самостоятельного бытия, свой центр находя вне себя, в
целом.
Самгин наблюдал шумную возню людей и думал, что для них существуют школы, церкви, больницы, работают учителя, священники, врачи. Изменяются к лучшему эти люди? Нет. Они такие же, какими были за двадцать, тридцать лег до этого года. Целый угол пекарни до потолка загроможден сундучками с инструментом плотников. Для них делают топоры, пилы, шерхебели, долота. Телеги, сельскохозяйственные машины, посуду, одежду. Варят стекло. В конце концов, ведь и войны
имеют целью дать этим людям землю и работу.
— Теоретически, а не практически, как я увидал. Суд
имеет целью только сохранение общества в настоящем положении и для этою преследует и казнит как тех, которые стоят выше общего уровня и хотят поднять его, так называемые политические преступники, так и тех, которые стоят ниже его, так называемые преступные типы.
Неточные совпадения
Во главе партии состояли те же Аксиньюшка и Парамоша,
имея за собой
целую толпу нищих и калек.
Не так хороша, как она бывало хотела быть хороша на бале, но хороша для той
цели, которую она теперь
имела в виду.
В Соборе Левин, вместе с другими поднимая руку и повторяя слова протопопа, клялся самыми страшными клятвами исполнять всё то, на что надеялся губернатор. Церковная служба всегда
имела влияние на Левина, и когда он произносил слова: «
целую крест» и оглянулся на толпу этих молодых и старых людей, повторявших то же самое, он почувствовал себя тронутым.
— Экой молодец стал! И то не Сережа, а
целый Сергей Алексеич! — улыбаясь сказал Степан Аркадьич, глядя на бойко и развязно вошедшего красивого, широкого мальчика в синей курточке и длинных панталонах. Мальчик
имел вид здоровый и веселый. Он поклонился дяде, как чужому, но, узнав его, покраснел и, точно обиженный и рассерженный чем-то, поспешно отвернулся от него. Мальчик подошел к отцу и подал ему записку о баллах, полученных в школе.
Слезы потекли у нее из глаз; он нагнулся к ее руке и стал
целовать, стараясь скрыть свое волнение, которое, он знал, не
имело никакого основания, но которого он не мог преодолеть.