Неточные совпадения
«Как же говорим мы об
едином? и как можно приспособить его к
мысли? тем, что во все большей степени полагаем его
единым, подобно тому как полагается
единым (ένίζεται) единица или точка.
Но нельзя ли
мыслить единое как таковое, в качестве самодовлеющего?
Но то было само
единым, не имея никакого различия ни в себе, ни с другим, ибо ничто не двигалось в нем, никакая похоть (θυμός), никакое желание чего-либо иного не было по его восхождении (τω άναβεβηκοτι), так же, как никакое понятие, никакая
мысль, вообще не он сам, если можно так выразиться.
Ibid., 148: «о ή ποιότητα οΐόμενος εχειν τον θεόν ή μη ένα είναι, ή μη άγέννητον καί άφθαρτον ή μη ατρεπτον, εαυτόν αδικεί, ου θεόν… δει γαρ ήγεΐσθαι και αποιον αυτόν εϊναι και άφθαρτον καί ατρεπτον» (кто
мыслит, что Бог или имеет качества, или не является
единым, или нерожденным, или бессмертным, или неизменным, себя обижает, а не Бога… ибо надо думать, что Он и бескачественен, и бессмертен, и неизменен).], чистым и не имеющим никакого определенного признака бытием (ψιλήν άνευ χαρακτήρας ϋπαρξι ν) [Quod. D. s. Unmut.
«
Единый, безначальный, непостижимый, вполне имеющий всю мощь бытия, исключает всякую
мысль о времени и образе, как недоступный ни для кого и непознаваемый ничем из сущего в природных представлениях.
История
мысли подчеркнула, однако, скорее второе понимание — в духе эманативного монизма (так преломилось это учение, напр., у Я. Беме; быть может, в нем же следует искать прототип учения Спинозы об
единой субстанции, существующей во многих модусах и атрибутах).
Воплотившийся Бог до конца разделил судьбу испорченного грехом мира и человека, до крестной муки и смерти [«На землю сшел еси, да спасеши Адама, и на земли не обрет сего, Владыко, даже до ада снизшел, еси ищай» (Утреня Великой Субботы, Похвалы, статья первая, ст. 25).], и все отдельные моменты земной жизни Спасителя представляют как бы
единый и слитный акт божественной жертвы [Интересную литургическую иллюстрацию этой
мысли мы имеем в том малоизвестном факте, что богослужения пред Рождеством Христовым включают в себя сознательные и преднамеренные параллели богослужению Страстной седмицы, преимущественно Великой Пятницы и Субботы, и отдельные, притом характернейшие песнопения воспроизводятся здесь лишь с необходимыми и небольшими изменениями.
Я был похож на того жалкого пропойца, который, пробезобразничав напролет ночь в дымной и душной комнате, выбегает утром, в одном легоньком пальтишке, на морозный воздух и спешит домой, бессознательно озираясь по сторонам и не имея ни
единой мысли в голове…
И пошла тихо и мирно жизнь в селе Плодомасове. Мать не нарадуется, что видит сына, и дни летят для нее как краткие мгновенья. Ей и в голову не приходит осведомиться: так ли весело в деревенском уединении сыну ее, как весело ей от
единой мысли, что он с нею под одной кровлей.
И стал я рассказывать о себе, не скрывая ни одного тайного помысла, ни
единой мысли, памятной мне; он же, полуприкрыв глаза, слушает меня так внимательно, что даже чай не пьёт. Сзади его в окно вечер смотрит, на красном небе чёрные сучья деревьев чертят свою повесть, а я свою говорю. А когда я кончил — налил он мне рюмку тёмного и сладкого вина.
Неточные совпадения
«Ну-ка, пустить одних детей, чтоб они сами приобрели, сделали посуду, подоили молоко и т. д. Стали бы они шалить? Они бы с голоду померли. Ну-ка, пустите нас с нашими страстями,
мыслями, без понятия о
едином Боге и Творце! Или без понятия того, что есть добро, без объяснения зла нравственного».
Он мог бы одинаково свободно и с равной силой повторить любую
мысль, каждую фразу, сказанную любым человеком, но он чувствовал, что весь поток этих
мыслей требует ограничения в
единую норму, включения в берега, в русло.
К тому же и не находил ничего в обществе людей, как ни старался, а я старался; по крайней мере все мои однолетки, все мои товарищи, все до одного, оказывались ниже меня
мыслями; я не помню ни
единого исключения.
Но
единое человечество не есть только абстракция
мысли, оно есть известная ступень реальности в человеческой жизни, высокое качество человека, его всеобъемлющая человечность.
А главное, главное, меня смущает и выводит из себя все та же
мысль, что изо всей массы фактов, нагроможденных обвинением на подсудимого, нет ни
единого, хоть сколько-нибудь точного и неотразимого, а что гибнет несчастный единственно по совокупности этих фактов.