Неточные совпадения
Душа давно привыкла с тупою, молчаливою болью в природе видеть лишь мертвую пустыню под покрывалом красоты, как под обманчивой маской; помимо собственного сознания, она не мирилась с природой без
Бога.
Но чем больше изменяли мне все новые
боги, тем явственнее подымались в
душе как будто забытые чувства: словно небесные звуки только и ждали, когда даст трещину духовная темница, мною самим себе созданная, чтобы ворваться к задыхающемуся узнику с вестью об освобождении.
И то, что загорелось в
душе впервые со дней Кавказа, все становилось властнее и ярче, а главное — определеннее: мне нужна была не «философская» идея Божества, а живая вера в
Бога, во Христа и Церковь.
В
душе человеческой появляется сознание неабсолютности и внебожественности, а следовательно, относительности и греховности своего бытия, но одновременно зарождается и стремление освободиться от «мира», преодолеть его в
Боге; другими словами, вместе с религиозным самосознанием в человеке родится и чувство зла, вины, греха, отторженности от
Бога, а равно и потребность спасения и искупления.
Подняться из плена мира к
Богу, из порабощенности в царство свободы — такую жажду пробуждает в
душе всякая религия, и тем глубже, чем выше и совершеннее она сама.
В новом, никогда доселе неведомом ясновидении сердца — вместе с крестной мукой сходила в него небесная радость, и с тьмою богооставленности в
душе воцарялся
Бог.
Но
Бог — один, и Его безмерное к нам снисхождение одинаково, и пусть между моей темной, греховной
душой и святою
душою пророка лежит великая бездна, но ведь еще неизмеримее та бездна, которая лежит между
Богом и всякою тварью, — и, как тварь, ведь и я, и пророки — одно, и Он говорит твари…
«Есть ли
Бог?» «
Бог живет в моей
душе».
«Нет, есть ли
Бог!» «Он есть в моей
душе».
Вера, на которой утверждается религия, не может ограничиваться субъективным настроением, «
Богом в
душе», она утверждает, что
Бог есть, как трансцендентное, есть вне меня и лишь потому есть во мне [Понятие «есть» в применении к
Богу употребляется здесь только в предварительном и условном значении, в противопоставлении субъективизму.
По часто повторяющемуся в аскетике сравнению,
Бог подобен огню, а
душа — металлу, который может оставаться холодным, чуждым огня, но, раскаляясь, может становиться как бы одно с ним.
Вера не отрицает гнозиса, напротив, она порождает его и оплодотворяет: «Возлюби Господа
Бога твоего всем сердцем твоим, и всей
душою твоею (т. е. волею), и всем разумением твоим (т. е. гнозисом)» (Мф. 22:37), и, конечно, дух, загоревшийся верою, принесет ее огонь и свет во все области своего творчества.
И этот незримо совершающийся в
душе жертвенный акт, непрерывная жертва веры, которая говорит неподвижной каменной горе: ввергнись в море, и говорит не для эксперимента, а лишь потому, что не существует для нее эта каменность и неподвижность мира, — такая вера есть первичный, ничем не заменимый акт, и лишь он придает религии ореол трагической, жертвенной, вольной отдачи себя
Богу.
Он опознается не принудительностью внешних чувств, не насильственно, но свободным, творческим устремлением духа, исканием
Бога, напряженной актуальностью
души в этом направлении.
Августин (Исповедь), Томас Карлейль (S. Resartus), Паскаль (Мысли), Л. Толстой (Исповедь), Достоевский (Pro и contra в «Братьях Карамазовых») и др., если каждый из нас заглянет в свою собственную
душу, рвущуюся к
Богу среди мрака сомнений, душевной немощи и отяжеления, мы поймем, какой актуальности требует вера, притом не только в первые моменты своего зарождения, но и в каждый миг своего существования.
Общение с существами иных миров, если оно действительно возможно и совершается, само по себе может не только не приближать к
Богу, но, напротив, даже угашать и
душе религиозную веру.
Итак, когда единый всяческих
Бог является через откровение единой разумной
душе, тогда открывается ей всякое благо и в одно и то же время созерцается (ощущается) всеми вместе чувствами ее.
Ср.: «
Бог существует благодаря
душе, но божество — Он Сам через Себя» (там же.
Надо совлечься всякого «что», потому Abgeschiedenheit [Уединенность, уединение (нем.).], добродетель этого совлеченья, в глазах Эккегарта включает все добродетели и является даже выше любви: «Всем жертвует при этом
душа,
Богом и всеми творениями.
Это звучит странно, что
душа должна потерять и
Бога!
Единственно таково и намерение
Бога, чтобы
душа потеряла своего
Бога.
Такова цель
Бога: изничтожиться в
душе, чтобы
душа потеряла и себя.
Лишь когда
душа стала тварью, тогда только она получила
Бога.
В этом смысле следует понимать, когда говорится, что в
душе есть еще несовершенство, пока «она созерцает
Бога, насколько Он есть троица» (1,163); совершенство наступает лишь при созерцании «schlechthin Eine», «ungestaltete Wesen der göttlichen Persönlichkeit» [Совершенно единое, бесформенная сущность божественной личности (нем.).] (ib.).
«Как человек сотворен в образ и подобие
Бога, так равно и ангелы, ибо они братья людей», «святая
душа человека и дух ангела имеют единую сущность и существо, и нет никакого различия в них, кроме самого только качества их телесного проявления» [Аврора, 60, 63.].
Но когда меркнет в
душе солнечный свет, когда тварь замыкается в себе и перестает чувствовать себя в
Боге, — опять поднимается леденящая дрожь, ничто ощущается как мертвенная, зияющая дыра, как курносая смерть, и тогда себе самому начинаешь казаться лишь пустой скорлупой, не имеющей бытийного ядра.
И обнажилась первозданная чистота, природа
души, сотканной из детской доверчивости к людям и детской же веры в
Бога.
Окказионализм — направление в последекартовской философии, пытавшееся обосновать взаимодействие
души и тела как результат непрерывного «чуда» — прямого вмешательства
Бога в каждом конкретном случае.
И нужно не обинуясь сказать, что в этом отношении политеизм стоит ближе к христианству, нежели механистический рационализм и материализм: πάντα πλήρη θεών [Все полно
богов (греч.) — изречение Фалеса Милетского в передаче Аристотеля (О
душе, А.5.4 Па 7).
Врач Эриксимах говорит об Эросе: «На основании медицины, нашего искусства, думается мне, можно видеть, что Эрос имеет власть не только над
душами людей, силою красоты, но силою многого другого и над прочим, как над телами всех животных, так и над произрастающим из земли, словом сказать, над всем существующим (εν πασι τοις ού'σι), что
бог этот велик и дивен и имеет влияние над всем (επί παν τείνει) в делах, как божеских, так и человеческих» (186 а) [Ср.
Соединение
души с телом само по себе уже есть род грехопадения, описываемого Плотином следующими чертами: «какова же причина того, что
души, имевшие тамошний жребий и всецело туда принадлежавшие, позабыли своего
бога отца и потеряли ведение и его и себя самих?
И как в Софии первообразно намечены, схематизированы все твари, так эти последние содержат в себе софийные схемы: «jede göttliche Kreatur, als da sind Engel und Menschenseelen, haben die Jungfrau der Weisheit Gottes gleich ein Bildniss ins Lebenslicht» [Каждая божественная тварь, каковы ангельские и человеческие
души, отражает в себе Деву как мудрость
Бога в свете жизни (нем.).] [Ib., § 57, стр.72.
И создал Господь
Бог человека из праха земного и вдунул в лице его дыхание жизни; и стал человек
душою живою (2:7).
Реальность этой связи между образом и Первообразом отмечена той чертой библейского повествования, что
Бог вдунул
душу в человека, следовательно, при этом произошло некоторое исхождение Божества, род творческой эманации.
Бог приводит к человеку всех животных и птиц, «чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую
душу живую, так и было имя ей» (Быт. 2:19).
Высшее свое выражение духовная двуполость человека получает в религиозном самосознании, в обращенности
души к
Богу, которая обычно определяется у религиозных и мистических писателей как «духовный брак».
Напротив, разумная и словесная природа
души, будучи сотворена вместе с земным духом, получила от
Бога оживляющий (ξωοποιόν) дух, которым сохраняет и оживляет соединенное с ним тело» (с. 1147).
Тем, что
душа человека имеет ум, слово и дух, оживляющий тело, она одна и более, чем бестелесные ангелы, является сотворенной
Богом по Его образу».
Бог приводит к нему все живые существа, «чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую
душу живую, так было имя ей» (Быт. 2:19).
При этом заранее исключается возможность того, что
душа, прошедшая чрез врата смерти, вообще не может возвратиться в отжившее и разрушенное смертью тело и его собою оживить, ибо и она потеряла способность оживлять тело, а не одно только тело утратило силу жизни; что поэтому воскрешение отцов сынами вообще невозможно, раз
душа сама должна воскресить свое тело или получить от
Бога для того силу, и никто другой не может ее в том заменить.
Бог творческим актом изводит
души из места их упокоения, оживляет их, давая им силу особым образом принимать участие в жизни, «царствовать», т. е. направлять ее, будучи в то же время «священниками
Бога и Христа».
Неточные совпадения
Городничий. Я бы дерзнул… У меня в доме есть прекрасная для вас комната, светлая, покойная… Но нет, чувствую сам, это уж слишком большая честь… Не рассердитесь — ей-богу, от простоты
души предложил.
Глеб — он жаден был — соблазняется: // Завещание сожигается! // На десятки лет, до недавних дней // Восемь тысяч
душ закрепил злодей, // С родом, с племенем; что народу-то! // Что народу-то! с камнем в воду-то! // Все прощает
Бог, а Иудин грех // Не прощается. // Ой мужик! мужик! ты грешнее всех, // И за то тебе вечно маяться!
Стародум(целуя сам ее руки). Она в твоей
душе. Благодарю
Бога, что в самой тебе нахожу твердое основание твоего счастия. Оно не будет зависеть ни от знатности, ни от богатства. Все это прийти к тебе может; однако для тебя есть счастье всего этого больше. Это то, чтоб чувствовать себя достойною всех благ, которыми ты можешь наслаждаться…
Г-жа Простакова (бросаясь обнимать Софью). Поздравляю, Софьюшка! Поздравляю,
душа моя! Я вне себя от радости! Теперь тебе надобен жених. Я, я лучшей невесты и Митрофанушке не желаю. То — то дядюшка! То-то отец родной! Я и сама все-таки думала, что
Бог его хранит, что он еще здравствует.
Тут только понял Грустилов, в чем дело, но так как
душа его закоснела в идолопоклонстве, то слово истины, конечно, не могло сразу проникнуть в нее. Он даже заподозрил в первую минуту, что под маской скрывается юродивая Аксиньюшка, та самая, которая, еще при Фердыщенке, предсказала большой глуповский пожар и которая во время отпадения глуповцев в идолопоклонстве одна осталась верною истинному
богу.