Неточные совпадения
Ибо и это ничто не есть круглый нуль, но является величиной
в высшей степени положительною: именно здесь разумеется то, что существует под покрывалом Майи [
В древнеиндийской
философии Майа означает иллюзорность бытия; под «покрывалом Майи» скрывается истинная сущность вселенной.], которое только застилает наш взор
миром явлений; это положительное ничто и составляет подлинную, хотя и трансцендентную для нас действительность, по отношению к которой и установляется типически религиозное отношение.
Можно, конечно, для обозначения этого чувства сочинить новый термин, но, нам кажется,
в этом нет никакой нужды, ибо
в своем предварительном и формальном определении трансцендентное религии пока еще не отличается от трансцендентного
философии: это больше логический жест, чем понятие (каковым, впрочем, и неизбежно будет всякое логическое понятие трансцендентного, т. е. того, что находится выше понятий).], не принадлежит имманентному, — «
миру» и «я», хотя его касается.
В истории
философии понятию веры придается иногда расширенное гносеологическое значение, этим именем называется всякая интуиция, установляющая транссубъективное бытие, — внешнего ли
мира или чужого «я».
Справедливо, что всякая реальность, будет ли то чужое «я» или внешний
мир, установляется не рассудочно, но интуитивно, причем интуиция действительности имеет корни
в чувстве действенности, т. е. не гносеологические, но праксеологические [Ср. мою «
Философию хозяйства», главу о «природе науки».].
Отсюда известное воззрение Гегеля, выраженное им уже
в «Феноменологии духа», что
философия выше религии, ибо для нее
в совершенной и адекватной форме логического мышления ведомы тайны Бога и
мира, точнее, она и есть самосознание Бога.
Мышление
в его самодостоверности есть предмет веры для
философии, мышление для нее достовернее Бога и достовернее
мира, ибо и Бог, и бытие взвешиваются, удостоверяются и поверяются мышлением.
Мышление есть Абсолютное
в философии, тот свет,
в котором логически возникает и
мир, и Бог.
Конечно, для
философии религия должна казаться ниже ее, как не-философия, но эта, так сказать, профессиональная оценка ничего не изменяет
в иерархическом положении религии, которая имеет дело со всем человеком, а не с одной только его стороной, и есть жизненное отношение к божественному
миру, а не одно только мышление о нем.
В системе Плотина посредствующую роль между Единым и
миром играет νους [Нус (греч. — ум, разум) — одна из основных категорий античной
философии, разработанная Анаксагором и последующими философами.], образующий второе и не столь уже чистое единство — мышления и бытия, а непосредственным восприемником влияний νους служит Мировая Душа, имеющая высший и низший аспект, и она изливается уже
в не имеющую подлинного бытия, мэоническую (μη δν) и потому злую материю.
Противоречивость тезиса и антитезиса разрешается Кантом, как известно,
в том смысле, что свободу он относит к интеллигибельной вещи
в себе, а причинность к
миру явлений, соответственно своей
философии.
Эта проблема вполне аналогична проблеме Эккегарта (знакомство с которым определенно чувствуется
в соответствующих учениях Беме) [Schwarz (1. с., 553) даже называет Беме, конечно, преувеличенно, «ein Neuschöpfer und geistiger Vollender der Gedanken Eckeharts»127.], именно о возникновении
в первоначальном, чистом Ничто одновременно и Бога и
мира, или о теологическом «reiner Ursprung» [Чистое первоначало (или первоисточник) (нем.) — одно из основных понятий
в философии Г. Когена, обозначающее тот или иной исходный элемент, на основе которого формируется все достояние мышления.
Напротив, Штекль
в своей истории средневековой
философии считает, что «Беме сводит происхождение
мира к особому виду эманации из Бога» (A. Stock!. Lehrbuch der Geschichte der Philosophie.
Свободу Бога
в творении
мира особенно отстаивает Шеллинг, который видит
в этой идее необходимую черту теистической
философии: Phil. d.
К сожалению, он не вполне остается ей верен
в «
Философии откровения», где развивается мысль о творении Богом
мира из себя, хотя и
в прикровенном и осложненном виде (II, III, 284 и сл.).].
Отношение между Софией и
миром может получить и получало
в истории
философии различную метафизическую транскрипцию
в соответствии общему стилю и рисунку данной системы.
Основная идея оккультной
философии — одушевленность всей природы и отсутствие
в ней чего бы то ни было бездушного, внешнего или чуждого по отношению к душе
мира, совершенно правильна.
Софийность
мира имеет для твари различную степень и глубину:
в высшем своем аспекте это — Церковь, Богоматерь, Небесный Иерусалим, Новое Небо и Новая Земля; во внешнем, периферическом действии
в космосе она есть универсальная связь
мира, одновременно идеальная и реальная, живое единство идеальности и реальности, мыслимосТи и бытия, которого ищет новейшая спекулятивная
философия (Фихте, Шеллинг, Гегель, неокантианство).
«Разум»
философии не только не составляет высшего достижения
в области софийного постижения
мира, он есть вообще преходящая ступень.
Фихте-гегелевский разум — субъективно-идеалистическая (
в специфически булгаковском смысле слова)
философия, одержимая «пафосом системы» (см. выше прим. 100) и стремящаяся дедуцировать весь
мир «из себя» (из «Разума» вообще, или даже из собственного «Я»).
Развитие новой
философии в немецком идеализме отмечено, с одной стороны, попыткой узников забаррикадироваться
в пещере и сделать ее отверстие для солнца непроницаемым, что совершил Кант
в своем феноменализме, либо дерзновенно прорваться к
миру идей люциферическою самоуверенностью спекулятивного ума (Фихте и Гегель).
Является свидетельством эллинской мудрости и благочестия тот факт, что
в греческом умозрении вопросу о первоматерии
мира было посвящено столь исключительное внимание, причем
в учениях Платона, Аристотеля и Плотина он получил завершенное, исчерпывающее рассмотрение, к которому новая
философия ничего не умела прибавить.
Античная
философия, хотя и умела подсмотреть ничто как скрытую подоснову бытия, но оставалась бессильна перед задачей объяснить: каким образом ничто становится χώρα, или ουκ öv превращается
в μη öv, иначе говоря, как возникает
мир явлений?
Народ-художник, умным очам которого открылась нетленная красота тела, не мог окончательно проклясть и осудить тело, а Платон был слишком сыном своего народа и его религии, чтобы совершить такую измену национальному гению эллинства, — он, который умное видение этого
мира положил
в основу своей
философии.
Вот почему проблема реальности внешнего
мира представляет такой тяжелый крест для идеалистической
философии, ибо эта реальность недоказуема мыслительными средствами, она только ощутима чувственностью, и
в этом же состоит причина нерасторжимости логического и алогического начал, столь характерной для всего бытия.
Однако единство телесности не может быть вполне разрушено и
в пространственном
мире, — оно косвенно подтверждается функциями питания, дыхания, обмена веществ, всеобщей связанности сущего [О смысле этих функций ср.
в моей «
Философии хозяйства» главу III о еде и труде.
Однако для Бога
в Его промышлении о
мире всемогущество не существует только как власть,
в качестве «отвлеченного начала» [Термин
В. С. Соловьева, под которым он понимает ложные и бесплодные принципы современной ему западной
философии.
Итак, на эмпирической поверхности происходит разложение религиозного начала власти и торжествует секуляризация, а
в мистической глубине подготовляется и назревает новое откровение власти — явление теократии, предваряющее ее окончательное торжество за порогом этого зона [Термин древнегреческой
философии, означающий «жизненный век», «вечность»;
в иудео-христианской традиции означает «
мир», но не
в пространственном смысле (космос), а
в историческом и временном аспекте («век», «эпоха»).]