Неточные совпадения
Вспоминая свою
встречу с ним в Гаспре в 1902 г., С. Н. Булгаков писал: «Я имел неосторожность выразить свои чувства к Сикстине, и одного этого упоминания
было достаточно, чтобы вызвать приступ задыхающейся, богохульной злобы, граничащей с одержанием.
Это не
было эстетическое волнение, нет, то
была встреча, новое знание, чудо…
Очевидно, на поле кантовского опыта мы не
встретим Бога, ибо «для науки Бог
есть совершенно ненужная гипотеза» (Лаплас), а так наз. доказательства бытия Божия сводятся лишь к более или менее удачному постулированию Бога или же к раскрытию с разных сторон философского понятия о Боге.
На пути оккультного познания, как и всякого познания вообще, при постоянном и бесконечном углублении в область божественного, в мире нельзя, однако,
встретить Бога, в этом познании
есть бесконечность — в религиозном смысле дурная, т. е. уводящая от Бога, ибо к Нему не приближающая.
Никогда нельзя сказать про человека, действительно прикоснувшегося к церковной жизни, что для него догматы
суть только учение или рациональные схемы, логические символы, ибо прикосновенность эта именно и означает реальную
встречу Бога с человеком в живом личном опыте, личное мифотворчество.
Разумеется ли здесь формально-логическое a priori, проявляющееся в каждом отдельном акте познания, или же это
есть действительное припоминание о мифотворческом ведении, причем второстепенное значение для разрешения этого вопроса имеет вопрос, когда произошла
встреча с трансцендентным: в этой ли жизни или за ее пределами?
Подобным же образом и догматы в том виде, как изучает их Dogmengeschichje [История догматов (нем.) — название фундаментального исследования А. Гарнака (т. 1–3, 1885–1889).],
суть лишь доктринальные тезисы, Lehrsätze [Научное положение, тезис (нем)], исторически обусловленные в своем возникновении, для религиозного же сознания они
суть символы
встреч с Божеством, религиозные реальности.
Но как бы восхищенный и в энтузиазме покоится он в уединении, никуда не склоняясь и даже не обращаясь вокруг себя, стоя твердо и как бы сделавширь неподвижностью (στάσις); и о прекрасном не думает он, находясь уже выше прекрасного, выше хора добродетелей, подобный человеку, который проник в самое внутреннее святилище и оставил позади себя в храме изображения богов, и, лишь выходя из святилища, впервые
встречает их, после внутреннего созерцания и обращения с тем, что не
есть ни образ, ни вид, но сама божественная сущность; образы же, следовательно,
были бы предметами созерцания второго порядка.
Имперсонализм
есть роковая черта таких учений, и это понятно, ибо личность познается только
встречей, живым откровением о себе.
Можно
встретить еще и такое суждение, заставляющее снова вспомнить об эманации мира из Бога: «Творение
есть не что иное, как откровение всесущественного, безосновного Бога.
Это
есть эротическая
встреча материи и формы, их влюбленное слияние, почувствованная идея, ставшая красотой: это
есть сияние софийного луча в нашем мире.
В искуплении таинственно восстановлена истинная брачность жизни, — недаром первое чудо, столь таинственное и трепетное, сотворено
было на браке в Кане Галилейской; искуплен не только ветхий Адам, но и ветхая
Ева, Адам и
Ева, как супружеская чета, повинная в общем грехопадении, растлении брака [Мысль об искуплении
Евы вместе с Адамом с особенной ясностью выступает в иконографическом изображении Воскресения Христова и Его сошествия во ад, где Спасителя
встречают, приемля радостную весть искупления, Адам вместе с
Евой; та же мысль находит многоразличное подтверждение и в православной литургике.].
Но он думает при этом о воскрешении именно этой плоти и на этой земле, иначе трудно понять его мысль (хотя он и высказывает негодование,
встретив подобное ее понимание в письме Вл. Соловьева [Имеется в виду недатированное письмо В. С. Соловьева к Η. Φ. Федорову, в котором он писал, что «простое физическое воскресение умерших само по себе не может
быть целью…
И вот это-то сочетание,
встреча и соединение божеского и человечески-космического, и
есть таинственная и дивная точка богочеловечества, реально осуществляемого в таинстве.
Но — читатель уже знает вперед смысл этого «но», как и всегда будет вперед знать, о чем будет рассказываться после страниц, им прочтенных, — но, разумеется, чувство Кирсанова к Крюковой при их второй
встрече было вовсе не то, как у Крюковой к нему: любовь к ней давным — давно прошла в Кирсанове; он только остался расположен к ней, как к женщине, которую когда-то любил.
Неточные совпадения
Г-жа Простакова (обробев и иструсясь). Как! Это ты! Ты, батюшка! Гость наш бесценный! Ах, я дура бессчетная! Да так ли бы надобно
было встретить отца родного, на которого вся надежда, который у нас один, как порох в глазе. Батюшка! Прости меня. Я дура. Образумиться не могу. Где муж? Где сын? Как в пустой дом приехал! Наказание Божие! Все обезумели. Девка! Девка! Палашка! Девка!
Скотинин. Как! Племяннику перебивать у дяди! Да я его на первой
встрече, как черта, изломаю. Ну,
будь я свиной сын, если я не
буду ее мужем или Митрофан уродом.
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь в тех летах, в которых душа наслаждаться хочет всем бытием своим, разум хочет знать, а сердце чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый шаг решит часто судьбу целой жизни, где всего чаще первая
встреча бывает: умы, развращенные в своих понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях. О мой друг! Умей различить, умей остановиться с теми, которых дружба к тебе
была б надежною порукою за твой разум и сердце.
Началось с того, что Волгу толокном замесили, потом теленка на баню тащили, потом в кошеле кашу варили, потом козла в соложеном тесте [Соложёное тесто — сладковатое тесто из солода (солод — слад), то
есть из проросшей ржи (употребляется в пивоварении).] утопили, потом свинью за бобра купили да собаку за волка убили, потом лапти растеряли да по дворам искали:
было лаптей шесть, а сыскали семь; потом рака с колокольным звоном
встречали, потом щуку с яиц согнали, потом комара за восемь верст ловить ходили, а комар у пошехонца на носу сидел, потом батьку на кобеля променяли, потом блинами острог конопатили, потом блоху на цепь приковали, потом беса в солдаты отдавали, потом небо кольями подпирали, наконец утомились и стали ждать, что из этого выйдет.
Случилось ему, правда,
встретить нечто подобное в вольном городе Гамбурге, но это
было так давно, что прошлое казалось как бы задернутым пеленою.