Цитаты со словом «космические»
Область
поиска
«Свет невечерний. Созерцания и умозрения» (Булгаков С. Н., 1917)по всей классике
С. 306–309.] западного типа, религиозно-соотносительное, а до известной степени и эквивалентное в тоносе [Тонос — букв.: напряжение, в переносном смысле «сила»; понятие стоической философии, означающее напряжение, интенсивность
космического духа (пневмы).] своем нашему русскому хлыстовству.
Существует особое
космическое чувство, обычно глухое и тупо сознаваемое, однако поднимающее свой голос при всяком его раздражении.
На это нельзя ответить одним умозрением (как обычно принято думать) или же опытом имманентным, на это можно ответить лишь новым опытом, расширением и преобразованием опыта, предполагая, конечно, что наше
космическое естество узнает особым, совершенно неопределимым и ни к чему не сводимым чувством область иного мира, для него «сверхъестественную».
Во всех этих определениях бросается в глаза, что религия чувства, основанная на ощущении бесконечного,
космического единства, отнюдь не содержит в себе идеи Бога, которая тем не менее постоянно подразумевается Шлейермахером и вводится посредством «т. е.», как в приведенной тираде, причем делается спинозовское уравнение: deus sive natura [Бог или природа (лат.) — выражение из «Этики» Б. Спинозы.].
Он поочередно или же сразу говорит и о чувстве бесконечного, или
космическом чувстве, к о чувстве божества (в позднейших сочинениях у него появляется, в качестве основного признака, чувство исключительной зависимости — «das schlechtinnige Abhängigkeitsgefühl»).
Мысль первее нашего разума, «в начале бе Слово», и хотя наш теперешний разум вовсе не есть нечто высшее и последнее, ибо он может и должен быть превзойден, но превзойти мысль уже невозможно — она есть онтологическое определение
космического бытия, соответствующее второй божественной ипостаси Логоса: «вся тем быша, и без него ничто же бысть, еже бысть» (Ио. 11:3).
Ибо как μη, так и ου для ά отрицательного богословия являются уже некоторыми положительными высказываниями о бытии и тем самым относятся к имманентному, дневному,
космическому сознанию, различающему свет бытия и тени небытия, выявленность форм и сумерки потенциальности.
Аристотель чрезмерно сливает его с миром, изображая его в качестве
космического агента, первого двигателя (который сам, однако, остается неподвижен).
В системе Шеллинга (я разумею, конечно, его последнюю, наиболее совершенную и договоренную систему «Philosophie der Offenbarung») с ее учением о самораскрытии троичного Божества через мировой процесс идея отрицательного богословия о трансцендентности Божества соответствует лишь определенному моменту бо-. жественной и
космической диалектики.
Бог есть также лишь положение или модус абсолютного Ничто, так сказать, абсолютное, обращенное к миру,
космическая его ипостась, причем другим таковым же модусом является мир, и эта одинаковая модальность бога и мира, и их в этом смысле единосущность придает им в равной степени, хотя и в разном смысле, характер преходящести, относительности: «и бог проходит», по классической формуле Эккегарта.
Бог творит мир, — в Абсолютном сверхъединстве непостижимым образом возникает относительное и множественное,
космическое εν και παν.
Поскольку процесс
космический есть теокосмический или теогонический, а космос есть теокосмос или космотеос.
Однако эта
космическая теогония не исключает, но даже предполагает в то же время и то, что мир, как откровение Божества, есть теофания.
Бог-Творец есть для него лишь определенная и охраниченная ступень в Абсолютном и, в сущности, не Бог, а некий демиург,
космическая ипостась Абсолютного.
Божественные ипостаси принимают у Шеллинга, по его собственному выражению, «die Natur und Funktion kosmischer, demiurgisiher Kräfte» (340) [Природу и функцию
космических, демиургических сил (нем.).].
Как энтелехия мира, в своем
космическом лике София есть мировая душа, т. е. начало, связующее и организующее мировую множественность, — natura naturans по отношению к natura naturata.
При данном состоянии мира и человека мировая душа действует как внешняя закономерность
космической жизни, с принудительностью физического закона [Эту софийность души мира, или общую закономерность всего сущего, стремится постигать и так называемый оккультизм, притязающий научить не внешнему, но внутреннему «духовному» восприятию сил природы.
И разве можно определить иначе, как
космическая влюбленность, эротический пафос твари, это упоение красотой в природе или искусстве?
Эта «земля» есть поэтому как бы
космическая София, ее лик в мироздании, женское его начало, которое имеет силу, по творческому слову «да будет», производить из себя твари, рождать от него [Каббала на своем реалистическом языке так изображет это сотворение земли и всего, что из нее произошло: Et Celui qui est en haut est le Pere de tout, c'est lui qui tout cree; c'est lui qui a fecondee la terre, qui est devenue grosse et a donne naissance ä des «produits».
Оба они оказываются здесь ниже греческой народной религии, которая свято чтила Деметру, и в культе элевзинских мистерий установляла причащение плоти мира,
космическую евхаристию.
Тем самым она любит самое себя, познает себя, как прекрасную, влечется сама к себе эротическим влечением, в некоей
космической влюбленности.
Поэты и художники одни лишь видят и знают эту
космическую Афродиту, ее самолюбование, влюбленность природы в свою идею, творения в свою форму.
И об этом красноречивее всего свидетельствует уже самая возможность той духовной и
космической катастрофы, которая совершилась в грехопадении и сдвинула мир с его прямого пути.
И соблазн змея оказался реально осуществим, ибо стихия освобожденного ничто, прорвавшись в мир, окружила всякую тварь ледяным холодом одиночества, разъединила всеединое и центростремительную силу превратила в центробежную: тогда родилось наше малое я, которое раздувается в я
космическое, весь мир считая своим престолом: во истину «будете как боги».
Таким образом, одна основная метафизическая и
космическая катастрофа грехопадения, введя в мир смерть, обусловила и вызвала другую космическую катастрофу, но уже благую и радостную, — воскресение мертвых, предваряемое воскресением Одного — Первенца от мертвых, и преображение всего мира через создание «новой земли и нового неба, в них же правда живет».
Грехопадение это, которое по своему значению было
космическим, произошло, конечно, не в душе мира, как Ангеле-Хранителе твари, не в божественной Софии [Некоторая двусмысленность и неясность по этому основному вопросу свойственна учению Вл. С. Соловьева, который приписывает грехопадение то мировой душе, то Адаму.], не в «Начале».
Но раз возникнув, зло, как и добро, становится многочастно, многообразно и многолико, оно существует уже и как
космическое начало, — зло в природе, и как антропологическое, — злая воля в человеке.
Вся жизнь тела, все его функции получают отпечаток материальности и плотскости, что с особенной остротой ощутимо в центральных узлах жизни, именно в функциях питания и размножения, иначе говоря,
космического и полового общения.
То или иное понимание
космического зла и влияния первородного греха имеет бесконечную важность для учения о природе нашего спасения, ибо в нем предрешается вопрос о Богоматери и боговоплощении.
Отвлеченный гнозис есть функция ego, между тем как Божья заповедь повелевала преодолеть этот эгоцентризм в любви супружеской,
космической, божественной.
Космическое природное в евреях, что они имели общим с другими народами, стало оболочкой будущего сверхприродного…» «Израильтяне сравнительно с другими народами были всего менее способны иметь свою собственную историю, менее всего исполнены того мирового духа, который увлекал другие нации к основанию великих монархий; они неспособны приобрести себе великое, всегда пребывающее имя во всемирной истории, но именно по этой причине и были наиболее приспособлены стать носителями божественной (der göttlichen) истории (в противоположность всемирной)» (ib., 148–149).
Хотя оно имеет глубочайшее
космическое значение, проникая во все глубины мира, однако столь односторонний и исключительный космизм закрывает путь к его постижению.
С тех пор как человек восхотел жизненно ощутить антиномии творения и вкусил от древа познания добра и зла, это зло стало для него, хотя и временно, как бы вторым
космическим началом, некоторой мойрой, тяжело придавившей и искалечившей жизнь.
Поэтому и в окончательном отношении к учению Федорова ощущается невольная противоречивость: при всей неприемлемости, даже чудовищности «проекта» он не может быть и просто отринут, ибо с ним связано нечто интимное и нужное [Невольно напрашивается на сопоставление с федоровским «проектом общего дела» эсхатологическая мечта Скрябина о создании мистерии, вернее, о художественной подготовке такого мистериального действа, которое должно положить конец этому зону и явиться гранью между двумя
космическими периодами.
Опирается ли она на божественную теургию, как религиозную свою основу, или же идет помимо нее, хочет обойтись без нее, вопреки ей совершив некую
космическую евхаристию, человеческое богодейство, космоургический акт?
В таинстве, как теургическом акте, есть реальное действие и присутствие Бога, это составляет в нем «трансцендентный», безусловно чудесный элемент, который в то же время сочетается с
космическою стихией и человеческим естеством.
Искусство это не ощущает свое дело как выявление ритмов вселенской красоты, некое
космическое действо, а лишь как услаждение, «возвышающий обман».
Его лира настроена в созвучии
космическому ладу, ее звуки заставляют дрожать неведомые струны, и волны этих звуков расходятся вширь и вглубь.
Искусство заболевает софиургийной тревогой, в душе его поднимается
космическая буря.
Солнечное явление Пушкина, радость и обетование русской культуры, ее духовный центр в первую половину XIX века мы ощущаем уже как принадлежащее к иной исторической, а быть может, и
космической эпохе, он относится даже не к отцам, но к дедам нашим.
Однако ранее этого прихода сгущается
космическая тьма, а вместе с тем возгорается тоска по красоте, назревает мировая молитва о Преображении.
Для гуманности совсем не существует греха, а зло она знает только как следствие плохой общественности; для христианства социальное зло есть лишь одно из проявлений зла
космического, и притом не высшее, не предельное.
Но если этим и было обеспечено здоровье и прочность мировой основы, и сделалось уже невозможным новое грехопадение со всеми его
космическими последствиями, то модальное состояние каждого отдельного человека по-прежнему остается вверено человеческой свободе.
Неточные совпадения
И вот это-то сочетание, встреча и соединение божеского и человечески-космического, и есть таинственная и дивная точка богочеловечества, реально осуществляемого в таинстве.
Цитаты из русской классики со словом «космические»
Ассоциации к слову «космические»
Синонимы к слову «космические»
Предложения со словом «космический»
- Главным же для него было эффективно управлять полётом космического корабля и при этом охранять вверенные ему человеческие жизни.
- Распавшиеся небесные тела усеивают космическое пространство всеми элементами, из которых они состояли.
- Двухголовые существа издревле обитали на борту огромных космических станций.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «космический»
Что (кто) бывают «космическими»
Значение слова «космический»
КОСМИ́ЧЕСКИЙ, -ая, -ое. 1. Относящийся к космосу, к мировому пространству. Космические источники излучения. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова КОСМИЧЕСКИЙ
Афоризмы русских писателей со словом «космический»
- Но ведь победа — жизнь. Это великое торжество природы над космическим холодом бесконечности — твоя необходимость, долг перед другими. Твоя награда. И самое счастливое мгновение твоей жизни еще впереди.
А человеку всегда хочется счастья.
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно