С годами, конечно, парижские
театры драмы приелись, но я и теперь иногда люблю попасть на утренний спектакль в"Ambigu", когда удешевленные цены делают театральную залу еще более демократичной. А тогда, в зиму 1865–1866 года, эта публика была гораздо характернее. Теперь и она стала более чинной и мещански чопорной.
Неточные совпадения
Я попал в Александрийский
театр на бенефис А.И.Шуберт, уже и тогда почти сорокалетней ingenue, поражавшей своей моложавостью. Давали комедию"Капризница"с главной ролью для бенефициантки. Но не она заставила меня мечтать о моей героине, а тогдашняя актриса на первое амплуа в
драме и комедии, Владимирова. Ее эффектная красота, тон, туалеты в роли Далилы в переводной
драме Октава Фёлье взволновали приезжего студента. И между этим спектаклем и замыслом первой моей пьесы — несомненная связь.
Из легкой комедии"Наши знакомцы"только один первый акт был напечатан в журнале"Век"; другая вещь — "Старое зло" — целиком в"Библиотеке для чтения", дана потом в Москве в Малом
театре, в несколько измененном виде и под другим заглавием — "Большие хоромы"; одна
драма так и осталась в рукописи — "Доезжачий", а другую под псевдонимом я напечатал, уже будучи редактором"Библиотеки для чтения", под заглавием"Мать".
С тех пор я имел случай лучше ознакомиться с русской драматической труппой Петербурга. Первая героиня и кокетка в те года, г-жа Владимирова, даже увлекла меня своей внешностью в переводной
драме О.Фёлье"Далила", и этот спектакль заронил в меня нечто, что еще больше стало влечь к
театру.
Постом начинался в
театрах ряд бенефисных"живых картин" — тогдашняя господствующая и единственная форма драматических зрелищ, так как ни оперы, ни балета, ни
драмы давать постом не разрешали.
Тогдашний Петербург, публика Александринского
театра, настроение журналов и газетной прессы не были благоприятны такой интенсивной
драме с гамлетовским мотивом, без яркого внешнего действия и занимательных бытовых картин.
Итальянская опера, стоявшая тогда во всем блеске, балет, французский и немецкий
театр отвечали всем вкусам любителей
драмы, музыки и хореографии. И мы, молодые писатели, посещали французов и немцев вовсе не из одной моды, а потому, что тогда и труппы, особенно французская, были прекрасные, и парижские новинки делались все интереснее. Тогда в самом расцвете своих талантов стояли Дюма-сын, В. Сарду, Т. Баррьер. А немцы своим классическим репертуаром поддерживали вкус к Шиллеру, Гете и Шекспиру.
И только что я сделался редактором, как заинтересовался тем, кто был автор статьи, напечатанной еще при Писемском о Малом
театре и г-же Позняковой (по поводу моей
драмы"Ребенок"), и когда узнал, что этот был студент князь Урусов, — сейчас же пригласил его в сотрудники по
театру, а потом и по литературно-художественным вопросам.
Митинг ли в Гайд-Парке или на Трафальгар-Сквере, эпсомские ли скачки, массовые ли гулянья в"Кристал-Паласе", концерты ли, монстры, спектакли в опере или вечера в народных
театрах с.
драмами из мира лондонских вертепов, — все это давало чувство той громадной человеческой лаборатории, которая называется Лондоном.
Тогда казалось, что весь литературный талант Англии ушел в роман и стихотворство, а
театр был обречен на переделки с французского или на третьестепенную работу писателей, да и те больше все перекраивали
драмы и комедии из своих же романов и повестей.
Театры теперь открываются поздно, а тогда уже с 7 и даже с 6 с половиной часов, например в Бург-театре, когда давали шекспировские хроники и самые длинные
драмы немецкого репертуара.
К 1870 году я начал чувствовать потребность отдаться какому-нибудь новому произведению, где бы отразились все мои пережитки за последние три-четыре года. Но странно! Казалось бы, моя любовь к
театру, специальное изучение его и в Париже и в Вене должны были бы поддержать во мне охоту к писанию драматических вещей. Но так не выходило, вероятнее всего потому, что кругом шла чужая жизнь, а разнообразие умственных и художественных впечатлений мешало сосредоточиться на сильном замысле в
драме или в комедии.
Неточные совпадения
В три дня Самгин убедился, что смерть Сипягина оживила и обрадовала людей значительно более, чем смерть Боголепова. Общее настроение показалось ему сродным с настроением зрителей в
театре после первого акта
драмы, сильно заинтересовавшей их.
В
театрах, глядя на сцену сквозь стекла очков, он думал о необъяснимой глупости людей, которые находят удовольствие в зрелище своих страданий, своего ничтожества и неумения жить без нелепых
драм любви и ревности.
—
Драма, — повторил поручик, раскачивая фляжку на ремне. — Тут — не
драма, а — служба! Я
театров не выношу. Цирк — другое дело, там ловкость, сила. Вы думаете — я не понимаю, что такое — революционер? — неожиданно спросил он, ударив кулаком по колену, и лицо его даже посинело от натуги. — Подите вы все к черту, довольно я вам служил, вот что значит революционер, — понимаете? За-ба-стовщик…
Самгин чувствовал себя человеком, который случайно попал за кулисы
театра, в среду третьестепенных актеров, которые не заняты в
драме, разыгрываемой на сцене, и не понимают ее значения. Глядя на свое отражение в зеркале, на сухую фигурку, сероватое, угнетенное лицо, он вспомнил фразу из какого-то французского романа:
Старик шутя проживал жизнь, всегда смеялся, рассказывал только веселое, даже на
драму в
театре смотрел с улыбкой, любуясь ножкой или лорнируя la gorge [грудь (фр.).] актрисы.