(Просим читателя не удивляться и не негодовать: кто может отвечать за себя, что,
сидя в партере Александринского театра и охваченный его атмосферой, не хлопал еще худшему каламбуру?)
Но зато как проникновенно они говорили о «святом искусстве» и о сцене! Помню один светлый, зеленый июньский день. У нас еще не начиналась репетиция. На сцене было темновато и прохладно. Из больших актеров пришли раньше всех Лара-Ларский и его театральная жена — Медведева. Несколько барышень и реалистов
сидят в партере. Лара-Ларский ходит взад и вперед по сцене. Лицо его озабочено. Очевидно, он обдумывает какой-то новый глубокий тип. Вдруг жена обращается к нему:
Неточные совпадения
Поднимался занавес, выходили актеры, делали жесты руками;
в ложах
сидела публика, оркестр по машинке водил смычками по скрипкам, капельмейстер махал палочкой, а
в партере кавалеры и офицеры хлопали
в ладоши.
Я хорошо помню это утро.
В пустом цирке было полутемно. Свет падал только сверху из стеклянного купола. Ольга
в простой камлотовой юбочке,
в серых чулочках репетировала с Альбертом. Мы, шестеро Джеретти,
сидели, дожидаясь своей очереди,
в первом ряду
партера.
Вся публика скорее снует, чем
сидит на месте…Она слишком подвижна, и никакое шипенье не
в состоянии остановить ее хоть на секунду…Она двигается из
партера в залу ресторана, из залы
в сад…Сцену m-me Бланшар держит также и для того, чтобы показывать публике «новеньких».
Всех почти, кого встретили они
в первых рядах
партера, они знали, если не лично, то по фамилиям — это были сливки мужской половины петербургского общества, почтенные отцы семейств рядом с едва оперившимися птенцами, тщетно теребя свои верхние губы с чуть заметным пушком, заслуженные старцы рядом с людьми сомнительных профессий, блестящие гвардейские мундиры перемешивались скромными представителями армии, находившимися
в Петербурге
в отпуску или командировке, изящные франты
сидели рядом с неотесанными провинциалами, платья которых, видимо, шил пресловутый гоголевский «портной Иванов из Парижа и Лондона»; армяне, евреи, немцы, французы, итальянцы, финны, латыши, татары и даже китайцы — все это разноплеменное население Петербурга имело здесь своих представителей.
На одной из скамеек
партера сидел красивый молодой человек
в форме гвардейского офицера. Высокого роста, с выразительными темно-синими глазами, с волнистыми светло-каштановыми волосами на голове и на усах, с правильными чертами матово-бледного лица, он невольно обращал на себя взгляды мужчин и женщин с различными, впрочем, выражениями. Во взглядах первых проглядывало беспокойство, у вторых же они загорались желанием.